Ссылки доступны только зарегистрированным пользователям- Заменитель чего-нибудь, суррогат
Наверняка каждый из нас , взрослых , помнит какую-то песенку из детства, или только несколько слов, оставшихся в памяти, которую пела мама, или бабушка. А вы были маленькие. И сейчас вы вспоминаете об этом , и теплое чувство счастья и любви растекается по вашему Я.
В вашей жизни было уже тысяч разных событий, но это именно то , что вы будете помнить всегда. Для вашего сознания и подсознания, это чувство самое важное. Чувство всепоглощающей любви и спокойствия, которое ассоциируется с первой песенкой услышанной вами - колыбельной Мир стремительно меняется, часто не в лучшую сторону. Ваш малыш совершенно беззащитен перед окрущающим миром. Вы , родители - единственный барьер между вашим , пока еще чистым как лист бумаги маленьким человечком и кучей взрослых дядей, которые очень хотят сами разрисовать этот чистый листок в своём вкусе
Давайте же немного определимся , что есть настоящая колыбельная песня?
Русский народ имел свою богатую культуру и многотысячелетнюю историю задолго до прихода христианства. Накопленная веками мудрость народа переходила через поколения в образной и устной форме. От старших к младшим. Как в природе, когда рождается малыш, ему сначала необходима мать, она защищает его , дает ему пищу, лижет его, учит необходимым вещам.
Чуть позже подключается отец , и родители вместе учат малышей выживать , охотиться, продолжать род. Рождается человек. Как мама может разговаривать и общаться с ним? - С помощью каких-то тонких вибраций, голосовых интонаций, мама или другая добрая женщина может передать маленькому человечку огромный массив информации об окружающем мире, настроить его на понимание и умение ценить прекрасное в этом сложном мире Даже до рождения, еще когда человечек находится в животе, он уже все слышит и ощушает! По этой теме много уже написано , ищите, читайте - это интересно
Очевидно, настоящие народные песни и голоса вступают в резонанс с нашим организмом, ибо они произошли от нашего организма, от организма народа. В любом другом организме такие песни не могут возникнуть в принципе, поэтому мы это понимаем без слов, это просто наше как оно есть Существует миф или легенда, что в старину, в незапамятные времена, возле египетского города Фивы стояла огромная статуя – Колосс Мемнона. Она держала в руках, так называемую, Эолову арфу. Каждое утро, на рассвете, арфа издавала звук «ля». Фиванские музыканты настраивали по ней свои инструменты. Несколько тысяч лет служило людям это чудо, пока не было разрушено.
Но, каким образом, древние мастера узнали близость этой ноты человеку? Ведь длину звуковых волн человечество стало определять сравнительно недавно. Разгадка проста Первый крик новорождённого, сообщающего о своём появлении, по своей высоте (частоте звукового сигнала), независимо от пола и расы, оказался одинаков, с отклонением не более 3% и равным 440 Гц. на частотной шкале, или ровно 440 колебаний в секунду! То есть, ноте «ля», первой октавы, строя музыкальных инструментов.
Основа функционирования любой системы – волновые процессы. Попробуем определить, какие частоты колебаний наиболее близки человеческому организму, как живой динамической системе. Известно, что если длина какого-то тела, совпадает со всей длиной волны, то такое тело по отношению к ней – полуноволновой вибратор и поглощает эту волну. Это имеет решающее значение при явлениях резонансного изоморфизма.
Если тело совпадает с половиной длины волны – то оно является полуволновым вибратором: и поглощает, и излучает её. Если с четвертью длины волны, то четвертьволновой – он, только излучает.
Известно, что все камертоны поглощают и излучают одну ноту – «ля». Почему? Очевидно, всё дело в длине волны звука. Чтобы узнать длину волны, надо скорость её движения разделить на частоту. Скорость звука в воздухе равна 343 м/сек. Делим на частоту 440 Гц. Таким образом, длина волны звука «ля»: 343/440 Гц.=0,77954 м.
Следовательно, полуноволновой вибратор, по отношению к ней, должен примерно равняться 78 см. Но ведь это – среднестатистическая длина позвоночного столба взрослого человека. И, поэтому, человек является камертоном, сам по себе. Мало того. Ширина его грудной клетки равняется половине длины этой волны, а расстояние между ушными раковинами – четверти! То есть, как минимум тремя своими параметрами человек настроен на ноту «ля», как вибратор.
В спектре человеческого голоса, этот звук, остаётся основополагающим, на всю жизнь. Растёт человек – изменяется позвоночник. Проследим изменения в критические периоды жизни человека соответствующие ряду чисел Фибоначчи.
В 5 лет позвоночник, по сравнению с первоначальным, удлиняется вдвое. Формируется первый октавный промежуток голоса. Человечек вступает в период отрочества.
В 13 лет длина позвоночника становится втрое длиннее. Заканчивается отрочество. Диапазон голоса представляет последовательность: опорный тон (1) – октава (2/1) – кванта (3/2). Именно благодаря кванте, мы считаем, что у подростка, идёт «ломка» голоса
Далее – юность. К 21 году завершается учетверение позвоночника. С окончанием юности, формирование организма, в основном, завершается. Голосовой диапазон расширился до двух октав (4/1)..
Говорят, что великие поэты, поневоле, провидцы. Ведь Владимир Маяковский, не зная всех этих тонкостей, каким-то поэтическим озарением назвал свою поэму «Флейта-позвоночник», в которой провозгласил: «Я сегодня буду играть на флейте. На собственном позвоночнике». из книги Валерия Гагина "Лезвие жизни":
Кстати, простой домашний телефон. Если просто снять трубку и его послушать, будет нота "ля". Пятая струна шестиструнной гитары.
***интересущимся почитать Ссылки доступны только зарегистрированным пользователям и Ссылки доступны только зарегистрированным пользователям
Резонанс колебательных систем — хорошо исследованное и понятое в физике явление. Если возбудить камертон на частоте, скажем, 440 герц и поднести его к другому, невозбужденному, камертону с собственной частотой тоже 440 герц, то последний тоже начнет звучать. В этом случае говорят, что второй камертон заставил первый резонировать. Физика резонансного взаимодействия с таким же успехом применима и к биологическим системам. (то есть к ребенку) Очевидно, настоящие народные песни и голоса вступают в резонанс с нашим организмом, ибо они произошли от нашего организма, от организма народа. В любом другом организме такие песни не могут возникнуть в принципе, поэтому мы это понимаем без слов, это просто наше как оно есть
Отоларинголог Альфред Томатис «первым» систематически исследовал влияние на психику человека звуков высокой частоты. Согласно его теории, ребенок, плавая в амниотической жидкости в период внутриутробного развития, слышит массу звуков, которые ему после рождения становятся недоступны - дыхание матери, биение ее сердца, голос, шум от работы внутренних органов и т.п. Обусловлено это тем, что в период внутриутробного развития уши ребенка заполнены жидкостью, проводящей звук значительно лучше, чем воздух; в частности, в жидкости гораздо меньше затухают высокочастотные компоненты звука.
Для использования своих открытий на практике Томатис погружал в ванную защищенные пленкой микрофоны и динамики, через которые транслировалась работа внутренних органов женщины. Таким образом он моделировал фильтрацию звука через материнскую плаценту. На получавшихся записях большая часть спектра звуков лежала в диапазоне выше 8000 Гц. Когда сделанные таким образом записи давали слушать детям с различными нарушениями - дислексией, аутизмом, гиперактивностью, то перемены в их поведении и обучении были ошеломляющими. Этот высокочастотный звук, по теории Томатиса, пробуждает чувство самой архаической связи с матерью. Такие звуки, по-видимому, затрагивают самые древние, первозданные слои нашей памяти - блаженство нахождения в материнской утробе, единство с матерью, и пробуждают в слушателе это забытое ощущение цельности, а иногда даже приводят в действие эти самые древние механизмы и у человека начинают активизироваться такие процессы, которые происходят только при внутриутробном развитии.
Так вот , что есть колыбельная - это квинтэссенция всего того хорошего , важного , нужного, необходимого для маленького человечка . Все то что его любящие предки, родители, весь его род накопил за века и хочет передать ему в такой понятной СПЕЦИАЛЬНОЙ форме, и одновременно успокоить его, сказать ему, что этот мир любит его, вокруг него красота и добро, можно не беспокоиться. Можно спокойно расти и набираться сил , мама рядом , папа защитит, ему рады , его любят...
Обращаем внимание , что эта крайне важная и необходимая ребенку информация передается на необьяснимом подсознательном уровне. Один из способов этого , наряду с тактильным ( прикосновения) контактом близких людей - это КОЛЫБЕЛЬНАЯ ПЕСНЯ, Начинаем немного догадываться, что не всякая песенка может претендовать на звание колыбельной. Точно так-же как не каждая "сказочка" - достойна быть СКАЗКОЙ, Должно ,очевидно, существовать нечто, какие-то , возможно даже мистические нити в прошлое своего (на)рода, нити подключения к космическому океану добра и любви, а не равнодушия и ненависти.
Отвлечемся на минутку, что-бы лучше понять - как это может быть:
У Александра Сергеевича Пушкина ситуация была противоположна. Он с детства попал под влияние потомка русских языческих жрецов – его няни Арины Родионовны. Эта необыкновенная женщина не случайно возникла рядом с Пушкиным, который сам был потомком эфиопских жрецов. Не случайно Петр Первый отобрал его предка. Арина Родионовна, занимаясь воспитанием юного Пушкина, рассказывала ему безконечное количество старинных русских сказок, легенд, сказаний, песен, пословиц, поговорок. Её мозг хранил немыслимые объемы памяти предков и русских Богов. Юный Пушкин в упоении слушал рассказы и сказки человека языческой культуры. Пушкин был заворожен, покорен и ошеломлен этими рассказами. Этот роскошный языческий мир восхитил юную душу Пушкина и наложил глубокий отпечаток на всё его будущее творчество. Пушкин впитал и навсегда сохранил безконечную красоту русской языческой религии. Вся его будущая поэзия пропитана языческими образами, языческим мироощущением. Именно поэтому она так прекрасна и притягательна для русского человека.
Никогда уже в зрелом возрасте хмурое безрадостное мучающееся христианство не смогло затушить в Пушкине радостный языческий огонь страстей и жажды реальной жизни.
Арина Родионовна не просто запрограммировала Пушкина. Она вывела его на связь с русскими космическими Богами. От них Пушкин получал божественное озарение. Пушкин – это не просто русский поэт. Это пророк. Его поэзия – это не просто поэзия. Она носит мистический характер, истинный смысл которой был непонятен даже самому Пушкину. В состоянии озарения, черпая информацию из космоса, гений является только проводником этой информации, не осознавая её глубину в полном объеме (представляю, если-бы маленький Саша Пушкин слушал современные сказки и песни, каким бы наследием он нас осчастливил...)
Пушкинские вибрации, исследуют уже почти 200 лет, и не могут расписать все по полочкам. Похоже , что его поэзия действительно глубока, чиста (!) и недоступна пока до конца нашему логическому пониманию
В спокойное советское время, на радио существовала Ссылки доступны только зарегистрированным пользователям где хорошие режиссеры , вместе с выдающимися актерами - профессионалами, звукорежиссерами, не спеша , качественно , с привлечением иногда даже симфонического оркестра ! , записывали детские сказки , песни и радиопередачи. Если вы возьмете любую детскую пластинку того времени и внимательно прослушаете любой фрагмент, вы будете удивлены. Мастерством и профессионализмом. Мало того - репертуаром. Ох не зря была цензура.
Может быть кому нибудь посчастливилось бывать в застойные времена на спектаклях Детского Музыкального Театра Ссылки доступны только зарегистрированным пользователям , у метро Университет. Это было потрясение даже для взрослых, не говоря уж про детей. Нигде в мире такого не было и уже не будет. Это был высочайший уровень исполнения , режиссуры, это было абсолютное отсутствие халтуры, это просто был полёт в стратосферу для зрителей и слушателей. Настоящий симфонический оркестр в яме, дирижер мирового уровня, труппа , балет, голоса - фантастика! Композиторы галактического масштаба, писавшие оперы специально для ДМЦ... Профессионалы случайно оказавшиеся в зрительном зале вместе со своими детьми - диву давались, иностранцы за голову хватались, испуганно говорили - мне никто не поверит что такое вообще возможно... И всё это делалось для детей, и билет стоил 50 копеек. Остались , кстати записи многих спектаклей на пластинках, кому повезёт , можете поискать.
Конечно , это заслуга была Сац (понятно по фамилии) , когда она умерла, там тоже сразу начались детские конкурсы красоты, и прочая эстрада; запопсовался репертуар и как и во всей стране культура потихоньку сошла на нет. Что-бы не возникло ощущение , что для автора и снег тогда был белей и сахар слаще, уточню , что многие московские татры и тогда лежали в глубокой коме,- театр оперетты, малый и некоторые другие
Так вот, еще совсем недавно к детям и их потребностям относились как нельзя более серьёзно. Можно было совершенно спокойно доверить государству воспитание и просвещение наших детей. В яслях, детских садах и далее, существовали чёткие методические указания для воспитателей и обслуги , и хочешь не хочешь , а воспитатели должны были из выполнять. Если у вас есть время , можете сами в этом легко убедиться, разыщите любую методичку по проведению занятий с детьми в детском саду и ознакомьтесь. Любой, кто водил ребенка в сад вам подтвердит, что детей учили доброму , светлому, пусть там иногда было и про Ильича, но на 95% это были обязательные каждодневные занятия по лепке, вырезанию, рисованию, развитию разнообразных навыков... Родители были совершенно спокойны- плохому их ребенка в саду не научат.
Ссылки доступны только зарегистрированным пользователям
Сегодня вы можете быть только твердо уверены что будут уроки по половому воспитанию, одеванию презерватива и толерантности. Всё остальное стало не обязательно и потихонечку сошло не нет.
Вернемся же к нашей теме - колыбельных песен.
Серьёзно относилось государство вообще к детству, в том чиле к самым маленьким. Для записи маленькой детской пластиночки, привлекались только самые лучшие профессионалы во всех областях, и всё это контролировалось седовласыми дядечками - цензурой в хорошем конечно смысле. И на гора выдавался продукт отличного качества, абсолютно готовый к употреблению маленьким беззащитным человечком.
С приходом эры электронных музыкальных инструментов, и чуждых нормальному человеку товарно-денежных отношений все изменилось кардинально: Идеологическую составляющую можно даже не затрагивать , тут каждый сам уже понимает в меру своей информированности. Затронем только технический аспект.
Примерно в то-же время появился, а затем стал очень дёшев и доступен абсолютно всем синтезатор, на котором можно реализовать ЛЮБЫЕ музыкальные инструменты существующие в природе, и сегодня любой недоучившийся лабух, немного поднаторев нажимать клавиши , стал себе и оркестром и дирижером и композитором в одном лице. Результаты можно видеть и слышать вокруг уже 2 десятиления. Если сегодня появляется спрос на колыбельные песни , то ниша мгновенно заполняется такими музыкантами и появляется куча ЯКОБЫ - КОЛЫБЕЛЬНЫХ песенок.
Возьмем для иллюстрации усреднённую сегодняшнюю тусовочную певичку ,и ее френда - продюсера и одновременно композитора-многостаночника. После хорошей тусовки с утра звонок - "ну что, Катюха , не писануть ли нам ремейк колыбельной? Подваливай как проснешься, ближе к вечеру. За полчаса управимся". И вот вибрации одного завсегдатая модных клубов накладывается на вибрации всех остальных, завязанных процессе "пипл схавает" и получается готовый продукт для вашего ребенка в том числе. - Пользуйтесь
Вот именно таких эрзац-колыбельных сегодня стало немало. Про сказки и вообще детскую литературу и мультфильмы - отдельный разговор.
Посмотрим детский сайт Ссылки доступны только зарегистрированным пользователям -Хорошее дело, вроде он даже круглосуточный , тут есть интернет вещание Это канал нормальненьких таких, спокойненьких песенок, которые можно даже и детям слушать. Но это не НЕ ЕСТЬ КОЛЫБЕЛЬНЫЕ ПЕСНИ. Они там встречаются, но их там совсем не много. Некоторые песенки весьма не высокого художественного уровня. Откровенно плохие голоса , поет какая-то девочка, срывающимся голосом про сказки и про Солнце. Это тоже проходит под маркой "детская песенка". Конечно, редакцию тоже можно понять - наполнять эфир чем-то надо. З аводят все подряд, из фильмов и мульфильмов . Причем, песен не на русском языке процентов 15! Инструментальных композиций иностранных авторов на каких-то левых музыкальных инструментах тоже 10-15% . А хороших песен и не может быть много, даже на 24 часа не хватит.
Настоящая колыбельная песня должна быть проста, понятна, образна, узнаваема , запоминаема, любима, звучать на родном языке
Вокруг чего могут обьединяться здоровые еще родительские силы, желающие видеть своих детей личностями в будущем?
Что делать? Как можно отличить халтуру от нормальных детских записей? Для этого даже не обязательно иметь музыкальное образование. Это как раз тот случай , когда говорят - "Слушай сердцем"
Для колыбельных.
Уловите смысл песенки. понятны ли слова, слэнг недопустим (работники ножа и топора - романтики с большой дороги... ну-ну.)
Прислушайтесь к ритму. Рваный, меняющийся ритм - не есть хорошо. (тот же пример - ходим мы по кра-юра-юра-дному)
Попытайтесь увидеть образ поющего. Представьте его мысленно. В каком виде он
вам покажется? Если вам представится добрая приветливая женщина, ласковая бабушка , няня, с которой бы вы не задумаваясь могли оставить машего ребенка, - слушайте на здоровье. А если мысленно увидите неустроенного артиста, с микрофоном - выключайте . Лучше сами спойте.
Для сказок и спектаклей
1. Посмотрите на скорость проговаривания текста. Сегодня есть такая бяка у общечеловеков - обзывается "формат" Это значит что не должно быть пауз, и информация должна литься как из ведра. Вы это сразу узнаете. На машине ездите? приемник слушаете? Вот это и есть формат, - ни ни минуту не оставлять слушателя со своими мыслями. Не дать ему задуматься, не оставить времени для построения логических цепочек между разрозненными фактами. Сразу новая информация, а то что предыдущая еще не обработалась и не улеглась на свою полочку - это ничего , пусть перемешиваются. Это для вас , взрослых заготовлено, но для детей уже тоже используется. Сказки именно так сегодня озвучиваются по радио и ТВ.
То есть, вы просто представьте себе этих дикторов- если вам видится , что сидят (обычно два) испуганных артиста , перед ними текст, у них задача без ошибок прочитать его ровно за 5 минут, ни в коем случае не больше, да еще в ролях. А если не уложишься, придется перечитывать заново, и потом срочно бежать на сьёмки 43й серии "бандитского мухосранска".
2. Обратите внимание на звуковое сопровождение. Если вы четко видите , как звукорежиссер взял с полки первый попавшийся диск с абсолютно любой мелодией , не соответствующей на духу сказки ни темпу ее, ни характерам персонажей, ни действию, и время от времени раздаются звуки скрипящей двери, или вой ветра ,то знайте , что это нажимаются кнопки из стандартного набора дешевого домашнего синтезатора.
Этого вообщем достаточно, что-бы понять - тут издеваются над вашими детьми, тут посто делают небольшое бабло, а на всё остальное им глубоко положить. При желании, не трудно распознать вредителей. Надо только немного прислушаться и присмотреться к тому чем пытаются кормить вашего ребенка.
Еще один универсальный способ не пропустить к вашему ребенку откровенную подделку - просто посмотреть на год записи. Слава Советской Цензуре ! Поверьте людям неравнодушным. До самой перестройки к советским детям на пропускалась откровенная халтура. А подавляющее большинство записанных детских постановок были весьма достойного художественного уровня. Так что, можно смело искать доперестроечные записи, пластинки, фильмы и слушать их вместе с вашими детьми не опасаясь сделать из них моральных уродов.
Уважаемые мамы, папы и бабушки! Кроме вас это никто не сделает, только на вас вся надежда. Обращаем ваше внимание, что сегодня найти нормальные записи для детей, не уродов и извращенцев, не так и просто.
Не поленитесь, уделите время душевной гигиене вашего малыша , и он когда-нибудь скажет вам спасибо.
Примеры,
Современные записи для детей практически все слеплены на колене, максимум за один рабочий день, даже с привлечением хороших актёров.
1. Хоть и в некоторых стихах хороший детский голос, но музыкальное оформление сделанное на колене за 5 минут, синтезатор. http://audio.arjlover.net/audio/Agnia_B ... rushki.mp3
2. http://audio.arjlover.net/audio/Agnia_B ... vushka.mp3
Диктор старой закалки, нормальная дикция и произношение. Музыки минимум и она не мешает, это редкий случай.
Сравните с любыми постановками советского времени. Сравнение всегда будет не в пользу современных. Это же касается оформления книг и рисунков. Современный художник http://audio.arjlover.net/audio/Agnia_B ... /31265.jpg Слащаво-вычурная картинка.
Хороший пример.
Одна из лучших постановок для детей советского времени.
Запись 1962 г. Сказка о Царе Салтане
Музыкально-литературная композиция З.Чернышевой
по сказке А.Пушкина и опере Н.Римского-Корсакова
Читают К.Ростовцева, Л.Пашкова, А.Грибов, В.Хохряков, В.Тихонов
Фрагменты из оперы в исполнении солистов, хора и оркестра Большого театра СССР
Дирижер В.Небольсин http://audio.arjlover.net/audio/pushkin ... tane/ver1/
PS. Представьте себе разработанную ими гениальную схему тотального самоубийства: люди сами приходят к ним за получением средства, которое они хотят применить против своего ребенка.
Это не трудно, разработать , записать, разместить совершенно бесплатно в Интернете, заинтересовать людей, и все САМИ будут «скачивать» себе эти «произведения» для дьявольского самоубийства и сами начнут себя приканчивать. Блестяще.
Ключевые слова - нарушить связи между полушариями мозга. [/size]
детство, колыбельные, манипуляция сознанием, песни, пластинки, программирование сознания, радиопостановки, русская культура, спектакли, ссср http://bukivedi.livejournal.com/721.html
Колыбельные песни и массовая культурка.
-
- Сообщения: 18
- Зарегистрирован: 15.05
-
- Сообщения: 18
- Зарегистрирован: 15.05
Мозг ребенка до 3х лет. Важность выбора правильных песенок и колыбельных
Раннее развитие не ставит целью воспитание гениев
Левченков Александр. Сказки
Меня часто спрашивают, помогает ли раннее развитие воспитывать гениев. Я отвечаю: Нет. Единственная цель раннего развития - дать ребенку такое образование, чтобы он имел глубокий ум и здоровое тело, сделать его смышленым и добрым.
Все люди, если они не имеют физических недостатков, рождаются приблизительно одинаковыми. Ответственность за разделение детей на умных и глупых, забитых и агрессивных ложится на воспитание. Любой ребенок, если ему дать то, что нужно и когда нужно, должен вырасти смышленым и с твердым характером.
С моей точки зрения, основная цель раннего развития - это предотвратить появление несчастных детей. Ребенку дают слушать хорошую музыку и учат играть на скрипке не для того, чтобы вырастить из него выдающегося музыканта. Его учат иностранному языку не для того, чтобы воспитать гениального лингвиста, и даже не для того, чтобы подготовить его в »хороший» детский сад и начальную школу. Главное - развить в ребенке его безграничные потенциальные возможности, чтобы больше стало радости в его жизни и в мире.
Сама недоразвитость человеческого детеныша говорит об его огромных потенциальных возможностях
Я считаю, что раннее развитие связано с огромным потенциалом новорожденного.
Конечно, новорожденный абсолютно беспомощен, но именно потому, что он так беспомощен, так велики его потенциальные возможности. Дитя человеческое рождается гораздо менее развитым, чем детеныши животных: он умеет только кричать и сосать молоко. А детеныши животных, например, собаки, обезьяны или лошади, умеют ползать, цепляться или даже сразу вставать и идти. Зоологи утверждают, что новорожденный ребенок отстает от новорожденного детеныша животного на 10-11 месяцев, и одна из причин этого - человеческая поза при ходьбе. Стоило человеку принять вертикальное положение, и плод уже не смог находиться в утробе до полного своего развития, поэтому и рождается ребенок еще совсем беспомощным. Ему приходится учиться пользоваться своим телом уже после рождения. Точно так же он учится пользоваться мозгом. И если мозг любого детеныша животного практически сформировался к моменту рождения, то мозг новорожденного ребенка - как чистый лист бумаги. От того, что будет записано на этом листе, зависит насколько одаренным станет ребенок.
Структуры мозга формируются к трем годам
Человеческий мозг, говорят, насчитывает примерно 1,4 миллиарда клеток, но у новорожденного большинство из них еще не задействовано.
Сравнение клеток головного мозга новорожденного и взрослого человека показывает, что в процессе развития мозга между его клетками формируются особые мостики-отростки. Клетки головного мозга как бы протягивают друг другу руки, чтобы, крепко держась друг за друга, откликаться на информацию извне, которую они получают через органы чувств. Этот процесс очень напоминает работу транзисторов в электронном компьютере. Каждый отдельный транзистор не может работать сам по себе, только соединенные в единую систему, они функционируют как компьютер.
Период, когда связи между клетками формируются наиболее активно, - это период от рождения ребенка до трех лет. В это время зарождается примерно 70-80% таких соединений. И по мере того как они развиваются, возрастают возможности мозга. Уже в первые шесть месяцев после рождения мозг достигает 50% своего взрослого потенциала, а к трем годам - 80%. Конечно, это не значит, что мозг ребенка после трех лет перестает развиваться. К трем годам в основном созревает задняя часть мозга, а уже к четырем годам в этот сложный процесс включается та его часть, которая называется "лобные доли".
Фундаментальная способность мозга принимать сигнал извне, создавать его образ и запоминать его и есть та основа, тот самый компьютер, на котором держится все дальнейшее интеллектуальное развитие ребенка. Такие зрелые способности, как мышление, потребности, творчество, чувства, развиваются после трех лет, но они используют базу, сформированную к этому возрасту.
Таким образом, если в первые три года не образовалась прочная база, бесполезно учить, как ее использовать. Это все равно, что пытаться достигнуть хороших результатов, работая на плохом компьютере
Окружайте маленьких детей лучшим, что у вас есть
В старину продавец древностей окружал своего ученика в течение первых шести месяцев обучения только самыми ценными и настоящими произведениями искусства, чтобы, насмотревшись на них, он всегда мог отличить истинный антиквариат от подделки.
Этот метод обучения хорошо применим к воспитанию ребенка. Если у него в мозгу, который пока что еще как чистый лист бумаги, запечатлеется истинное искусство, оно останется там на всю жизнь. Его мозг откажется воспринимать подделку, когда он станет взрослым и родители не смогут влиять на его вкусы.
Если же в его мозгу отпечатаются подделки, он будет нечувствителен к подлинному искусству.
Конечно, не всегда легко отличить истинное от фальшивого. Формируя эстетические потребности своего ребенка, родители должны доверять и своему вкусу и руководствоваться прекрасными произведениями искусства, которые ценились во все века.
Не надо давать ребенку только книжки с примитивными картинками, поскольку якобы он не поймет более сложного языка живописи. .Когда в мозгу образуется стереотип истинного искусства, он будет основанием для оценки произведений искусства в последующей жизни.
Масару Ибука. После трех уже поздно: Пер. с англ. - М.: РУССЛИТ, 1991. -
(c) Перевод на русский язык М. и Н.Перовых, 1991 .
Левченков Александр. Сказки
Меня часто спрашивают, помогает ли раннее развитие воспитывать гениев. Я отвечаю: Нет. Единственная цель раннего развития - дать ребенку такое образование, чтобы он имел глубокий ум и здоровое тело, сделать его смышленым и добрым.
Все люди, если они не имеют физических недостатков, рождаются приблизительно одинаковыми. Ответственность за разделение детей на умных и глупых, забитых и агрессивных ложится на воспитание. Любой ребенок, если ему дать то, что нужно и когда нужно, должен вырасти смышленым и с твердым характером.
С моей точки зрения, основная цель раннего развития - это предотвратить появление несчастных детей. Ребенку дают слушать хорошую музыку и учат играть на скрипке не для того, чтобы вырастить из него выдающегося музыканта. Его учат иностранному языку не для того, чтобы воспитать гениального лингвиста, и даже не для того, чтобы подготовить его в »хороший» детский сад и начальную школу. Главное - развить в ребенке его безграничные потенциальные возможности, чтобы больше стало радости в его жизни и в мире.
Сама недоразвитость человеческого детеныша говорит об его огромных потенциальных возможностях
Я считаю, что раннее развитие связано с огромным потенциалом новорожденного.
Конечно, новорожденный абсолютно беспомощен, но именно потому, что он так беспомощен, так велики его потенциальные возможности. Дитя человеческое рождается гораздо менее развитым, чем детеныши животных: он умеет только кричать и сосать молоко. А детеныши животных, например, собаки, обезьяны или лошади, умеют ползать, цепляться или даже сразу вставать и идти. Зоологи утверждают, что новорожденный ребенок отстает от новорожденного детеныша животного на 10-11 месяцев, и одна из причин этого - человеческая поза при ходьбе. Стоило человеку принять вертикальное положение, и плод уже не смог находиться в утробе до полного своего развития, поэтому и рождается ребенок еще совсем беспомощным. Ему приходится учиться пользоваться своим телом уже после рождения. Точно так же он учится пользоваться мозгом. И если мозг любого детеныша животного практически сформировался к моменту рождения, то мозг новорожденного ребенка - как чистый лист бумаги. От того, что будет записано на этом листе, зависит насколько одаренным станет ребенок.
Структуры мозга формируются к трем годам
Человеческий мозг, говорят, насчитывает примерно 1,4 миллиарда клеток, но у новорожденного большинство из них еще не задействовано.
Сравнение клеток головного мозга новорожденного и взрослого человека показывает, что в процессе развития мозга между его клетками формируются особые мостики-отростки. Клетки головного мозга как бы протягивают друг другу руки, чтобы, крепко держась друг за друга, откликаться на информацию извне, которую они получают через органы чувств. Этот процесс очень напоминает работу транзисторов в электронном компьютере. Каждый отдельный транзистор не может работать сам по себе, только соединенные в единую систему, они функционируют как компьютер.
Период, когда связи между клетками формируются наиболее активно, - это период от рождения ребенка до трех лет. В это время зарождается примерно 70-80% таких соединений. И по мере того как они развиваются, возрастают возможности мозга. Уже в первые шесть месяцев после рождения мозг достигает 50% своего взрослого потенциала, а к трем годам - 80%. Конечно, это не значит, что мозг ребенка после трех лет перестает развиваться. К трем годам в основном созревает задняя часть мозга, а уже к четырем годам в этот сложный процесс включается та его часть, которая называется "лобные доли".
Фундаментальная способность мозга принимать сигнал извне, создавать его образ и запоминать его и есть та основа, тот самый компьютер, на котором держится все дальнейшее интеллектуальное развитие ребенка. Такие зрелые способности, как мышление, потребности, творчество, чувства, развиваются после трех лет, но они используют базу, сформированную к этому возрасту.
Таким образом, если в первые три года не образовалась прочная база, бесполезно учить, как ее использовать. Это все равно, что пытаться достигнуть хороших результатов, работая на плохом компьютере
Окружайте маленьких детей лучшим, что у вас есть
В старину продавец древностей окружал своего ученика в течение первых шести месяцев обучения только самыми ценными и настоящими произведениями искусства, чтобы, насмотревшись на них, он всегда мог отличить истинный антиквариат от подделки.
Этот метод обучения хорошо применим к воспитанию ребенка. Если у него в мозгу, который пока что еще как чистый лист бумаги, запечатлеется истинное искусство, оно останется там на всю жизнь. Его мозг откажется воспринимать подделку, когда он станет взрослым и родители не смогут влиять на его вкусы.
Если же в его мозгу отпечатаются подделки, он будет нечувствителен к подлинному искусству.
Конечно, не всегда легко отличить истинное от фальшивого. Формируя эстетические потребности своего ребенка, родители должны доверять и своему вкусу и руководствоваться прекрасными произведениями искусства, которые ценились во все века.
Не надо давать ребенку только книжки с примитивными картинками, поскольку якобы он не поймет более сложного языка живописи. .Когда в мозгу образуется стереотип истинного искусства, он будет основанием для оценки произведений искусства в последующей жизни.
Масару Ибука. После трех уже поздно: Пер. с англ. - М.: РУССЛИТ, 1991. -
(c) Перевод на русский язык М. и Н.Перовых, 1991 .
-
- Сообщения: 56
- Зарегистрирован: 02.11
Зачем мамы поют колыбельные?
Современные мамы… Все расписано по часам, и ребенок живет строго по расписанию. Сейчас мамы если и поют своему ребенку колыбельные песни, то только для того, чтобы уложить его спать. А часто вместо колыбельной просто ставится тихая музыка, или ребенок засыпает под звук телевизора. В современном мире, где магазины завалены развивающими игрушками, мало кто из мам понимает важность колыбельной как средства развития ребенка и общения с ним.
Между тем специалисты утверждают: люди, которым в детстве не пели колыбельные песни, менее успешны в жизни и чаще страдают психическими расстройствами. Психологи проводили исследование, в ходе которого наблюдали за двумя группами детей. Малышам из первой группы мамы пели колыбельные песни, малышам из второй вместо колыбельных просто включали спокойную музыку. Результаты оказались неожиданными и впечатляющими. Дети из первой группы были более спокойными, послушными, интеллектуально развитыми. Психологи объясняют такие результаты несколькими причинами. Одна из самых важных - это установление особых эмоциональных отношений между мамой и малышом. Ведь мама, убаюкивая ребенка, оставляет далеко от его колыбели все накопившиеся за день тревоги и волнения, полностью обращена к нему, передает ему свои тепло и нежность, ласково поглаживает малыша. Малыш воспринимает её интонации, тембр её голоса, такой родной и любимый, который дает ему чувство тепла и защищенности, очень важные для завершения дня и спокойного сна.
Колыбельные очень важны в процессе овладения ребенком речью, следовательно, в развитии мышления. От того, какие песни пела ребенку мать, и пела ли она их вообще, зависит характер маленького человека, его физическое здоровье, степень его психологической устойчивости. Кроме того, в колыбельной зашифрованы знания о мире, которые пробуждаются в генетической памяти. Детям, у которых генетическая память не «разбужена», гораздо труднее адаптироваться в жизни и в обществе. Они развиваются медленнее.
Авторство данного открытия принадлежит доктору филологических наук из Тюмени Ирине Карабулатовой, долгое время изучавшей колыбельные песни народов Сибири. Немецкие медики, изучавшие колыбельные со своих позиций, утверждают: если перед операцией пациенту дают прослушать колыбельную песню, необходимая доза анестезии снижается вдвое. Специалисты Российской академии медицинских наук установили, что у мам, которые поют своим детям колыбельные, улучшается лактация, а в дальнейшем устанавливаются более близкие отношения с детьми. Если мама будет регулярно напевать недоношенному ребенку, он гораздо быстрее наберется сил. У матерей, начавших петь колыбельные своим детям еще до их рождения, снимались проявления токсикоза, облегчалось течение беременности.
У сибирских народов, по наблюдениям Ирины Карабулатовой, именно через колыбельные идет передача нравственных идеалов от одного поколения к другому. Раньше считали, что младенческий возраст - самый подходящий для закладывания в маленького человека нравственных основ. Исполняя колыбельную песню, мать кодирует сына или дочь на определенный поведенческий стереотип, принятый в обществе. Это обусловливает социально приемлемое поведение человека в дальнейшем.
Примечательно, что нет ни одной колыбельной песни, программирующей на неудачу или описывающей безысходное положение. (не было, сейчас сколько угодно) Данным фактором ученые объясняют статистику, согласно которой люди, засыпавшие под колыбельные, по достижении взрослого возраста становятся более успешными, чем те, кто колыбельных не слышал.
Интересно, что колыбельные песни всех народов мира имеют (имели) схожие черты: высокий тембр, медленный темп и характерные интонации. Но в песне каждого народа много своих «секретов»: в них заключается своя философия и свой взгляд на жизнь, ударения в словах подчиняются своему ритмическому рисунку, они отражают обобщенную модель мироздания своего народа, по которой ребенок в первый раз знакомится с миром.
источник Ссылки доступны только зарегистрированным пользователям
Ссылки доступны только зарегистрированным пользователям
Между тем специалисты утверждают: люди, которым в детстве не пели колыбельные песни, менее успешны в жизни и чаще страдают психическими расстройствами. Психологи проводили исследование, в ходе которого наблюдали за двумя группами детей. Малышам из первой группы мамы пели колыбельные песни, малышам из второй вместо колыбельных просто включали спокойную музыку. Результаты оказались неожиданными и впечатляющими. Дети из первой группы были более спокойными, послушными, интеллектуально развитыми. Психологи объясняют такие результаты несколькими причинами. Одна из самых важных - это установление особых эмоциональных отношений между мамой и малышом. Ведь мама, убаюкивая ребенка, оставляет далеко от его колыбели все накопившиеся за день тревоги и волнения, полностью обращена к нему, передает ему свои тепло и нежность, ласково поглаживает малыша. Малыш воспринимает её интонации, тембр её голоса, такой родной и любимый, который дает ему чувство тепла и защищенности, очень важные для завершения дня и спокойного сна.
Колыбельные очень важны в процессе овладения ребенком речью, следовательно, в развитии мышления. От того, какие песни пела ребенку мать, и пела ли она их вообще, зависит характер маленького человека, его физическое здоровье, степень его психологической устойчивости. Кроме того, в колыбельной зашифрованы знания о мире, которые пробуждаются в генетической памяти. Детям, у которых генетическая память не «разбужена», гораздо труднее адаптироваться в жизни и в обществе. Они развиваются медленнее.
Авторство данного открытия принадлежит доктору филологических наук из Тюмени Ирине Карабулатовой, долгое время изучавшей колыбельные песни народов Сибири. Немецкие медики, изучавшие колыбельные со своих позиций, утверждают: если перед операцией пациенту дают прослушать колыбельную песню, необходимая доза анестезии снижается вдвое. Специалисты Российской академии медицинских наук установили, что у мам, которые поют своим детям колыбельные, улучшается лактация, а в дальнейшем устанавливаются более близкие отношения с детьми. Если мама будет регулярно напевать недоношенному ребенку, он гораздо быстрее наберется сил. У матерей, начавших петь колыбельные своим детям еще до их рождения, снимались проявления токсикоза, облегчалось течение беременности.
У сибирских народов, по наблюдениям Ирины Карабулатовой, именно через колыбельные идет передача нравственных идеалов от одного поколения к другому. Раньше считали, что младенческий возраст - самый подходящий для закладывания в маленького человека нравственных основ. Исполняя колыбельную песню, мать кодирует сына или дочь на определенный поведенческий стереотип, принятый в обществе. Это обусловливает социально приемлемое поведение человека в дальнейшем.
Примечательно, что нет ни одной колыбельной песни, программирующей на неудачу или описывающей безысходное положение. (не было, сейчас сколько угодно) Данным фактором ученые объясняют статистику, согласно которой люди, засыпавшие под колыбельные, по достижении взрослого возраста становятся более успешными, чем те, кто колыбельных не слышал.
Интересно, что колыбельные песни всех народов мира имеют (имели) схожие черты: высокий тембр, медленный темп и характерные интонации. Но в песне каждого народа много своих «секретов»: в них заключается своя философия и свой взгляд на жизнь, ударения в словах подчиняются своему ритмическому рисунку, они отражают обобщенную модель мироздания своего народа, по которой ребенок в первый раз знакомится с миром.
источник Ссылки доступны только зарегистрированным пользователям
Ссылки доступны только зарегистрированным пользователям
-
- Сообщения: 18
- Зарегистрирован: 15.05
Как распознать плохие стихи?
Все родители, которые интересуются, видят своими глазами, что полки книжных магазинов наводнены ужасающей детской литературой. Как по содержанию, так и по оформлению.
Особенно это касается современных авторов. Ну какие могут быть сегодня детские авторы? Которые вписались в рынок? Может быть Э.Успенский это детский автор? Толпы графоманов и просто сумасшндших все сегодня кинулись писать детските книжки. А цензуры-то и нету. И наши дети ничем не ограждены от, буквально, психически больных авторов.
Самое неприятное, что то, что родителям трудно самим распознать сегодня плохую детскую литературу, стихи и фильмы. Крысиные бега не оставляют времени двже для собственного развития. В СССР нравственность детей ограждали от ненормальных специальные организации, профессионалы, да и общественное мнение, в конце концов. Сейчас эти педерасты сами сидят в редакциях, а общественное мнение никого не интересует.
Тут нам подворачивается полезная статья из книги Корнея Чуковского о том, как писать хорошие стихи. А мы попробуем перевернуть её к своей пользе и озаглавим -
Как распознать плохие стихи?
А что, кто нам, дилетантам, мешает окунуться немного в писательскую технику? Современные детские писатели, вредители, не читали даже этой книжки Чуковского, они скорее всего и не знают, что он рекомендовал начинающим писателям. Иначе бы они кое--что взяли сами на вооружение. Будем надеяться - и не прочитают. А мы немного лучше сможем их распознать и не допустить до своих детей.
Для юдофобов: Корней Чуковский по отцу еврей, по матери – украинец. Нас интересует человеческая составляющая его творчества, а не то, что он был другом сиониста Жаботинского, знал иврит и переводил еврейского поэта Квитко. Тем более, что книга писалась в 1939 году, когда в СССР даже всё еврейское работало на благо советского народа. И у евреев есть много полезного, что стоит изучать и перенимать русским.
Чуковский (детский поэт который написал Муху-Цокотуху, Мойдодыр, Краденое Солнце и др.) сформулировал 10 правил, которые надо соблюсти для написания хороших, понятных детям стихов. Текст длинный, мы его не стали сокращать, но кому некогда - читайте выделенные красным только сами правила. Может хоть что-нибудь задержится.
Корней Чуковский
От двух до пяти.
Глава шестая. ЗАПОВЕДИ ДЛЯ ДЕТСКИХ ПОЭТОВ (Разговор с начинающими)
I. УЧИТЬСЯ У НАРОДА. – УЧИТЬСЯ У ДЕТЕЙ
Удивительная история случилась в России с одним молодым человеком. Он приехал в столицу учиться и неожиданно для себя, без натуги создал гениальную книгу, бессмертное творение русской словесности, которое живет уже больше ста лет и, несомненно, проживет еще столько же.
Девятнадцатилетний, круглощекий, безусый юнец, только что со школьной скамьи, – как изумился бы он, если бы кто-нибудь тогда, в 1834 году, предсказал ему великую судьбу его полудетского опыта!
Громко засмеялись бы тогдашние критики, если бы кто заикнулся о том, что эта бедная рукопись угловатого провинциального юноши есть классическое произведение русской поэзии, которое и тогда будет волновать миллионы сердец, когда навеки засыплются библиотечной пылью многошумные книги знаменитейших Кукольников, Бенедиктовых, Гречей, Сенковских и прочих кумиров тогдашней читающей публики.
Звали юношу Петр Ершов, а его книга была «Конек-горбунок».
В литературной биографии Ершова меня всегда поражали две странности. И первая странность такая. Почему, после того как он незрелым юнцом написал свою знаменитую книгу, он до конца дней уже не мог написать ничего, что по литературному качеству могло бы хоть в какой-нибудь мере сравниться с его юношеским, ранним шедевром? Жил он долго, и у него хватило бы времени сочинить хоть десять таких же замечательных книг, а он сразу после «Конька-горбунка» утратил всю силу своего дарования. Не то чтобы он бросил перо – он продолжал писать, и порою с большими претензиями, но у него почти всегда получались дюжинные, эпигонские вещи, лишенные каких бы то ни было ярко выраженных, индивидуальных особенностей. Вскоре после «Конька-горбунка» были написаны им: напыщенная поэма «Сибирский казак», в духе мистических баллад реакционной романтики, либретто для оперы «Страшный меч», драматический анекдот «Суворов и станционный смотритель» и т.д. Его биограф так и пишет об этой полосе его жизни: «Он мечется, берясь за самые разнохарактерные литературные работы… пытает свои силы в драматургии, пишет либретто для опер»160. И все это было, пожалуй, неплохо, но, повторяю, не шло ни в какое сравнение с «Коньком-горбунком».
Есть такое мнение, что Конька Горбунка написал Пушкин, и каким-то образом, отдал Ершову... Но это теперь не проверишь. Все удивляются разительной разнице К.Г. и остального творчества Ершова. Стиль и слог истинно пушкинские. И вообще, большой плюс Чуковскому (хоть и другу сиониста Жаботинского, хоть и владеющего ивритом) за понимание народной глубины былинных истоков русской словесности.
Часто случалось читать, будто эта творческая трагедия Ершова произошла оттого, что он вскоре после «Конька-горбунка» уехал к себе в Сибирь, сделался инспектором, а позднее директором тобольской гимназии и с головою был втянут в тину захолустной чиновничьей пошлости. Это, конечно, вздор. Мало ли было чиновников среди замечательных русских писателей: и Крылов, и Даль, и Гончаров, и Щедрин, – но из-за этого они не утратили своих дарований тотчас же после первого литературного опыта.
Еще более разительной кажется мне вторая странность биографии Ершова. Почему, создавая свою детскую книгу, которая является, так сказать, хлебом насущным для всех пятилетних, шестилетних, семилетних детей, он ни разу не догадался, что это детская книга?
И никто из окружавших его тоже не догадался об этом. Барон Брамбеус напечатал первую часть его книги в «Библиотеке для чтения», издававшейся исключительно для взрослых читателей. И критики мерили ее только такими мерилами, которыми измеряются книги для взрослых. А если бы Ершов вздумал сунуться со своим «Коньком-горбунком» в журнал для детей, оттуда вытолкали бы его «Горбунка», как мужика-деревенщину, затесавшегося на губернаторский бал.
За всю свою долгую жизнь он почти никогда уже не возвращался к «простонародному», крестьянскому стилю, которым написан «Конек-горбунок», а пытался культивировать стиль тогдашней высокой поэзии, сочиняя послания, эклоги в духе Жуковского и даже вычурные стихотворения в бенедиктовском духе, хотя и был в этой области неудачлив и даже безличен, то есть похож на всякого другого из тогдашних середняцких писателей.
И тут, мне сдается, разгадка первой странности его биографии. Мастер русского народного стиля, которым он владел в совершенстве, он тотчас после «Конька-горбунка» отрекся от этого стиля, пренебрег им и ни разу не сделал попытки вернуться к нему в своем творчестве (если не считать «Русской песни», написанной им вскоре после «Конька-горбунка», и еще двух-трех произведений такого же рода, проявлявших тенденцию к модному в те времена стилизаторству). Его биограф очень верно указывает: «Там, где искрой вдохновения Ершову служит народное творчество, где он остается верным своему светлому таланту сказочника и поэта, там он находит и нужные краски, и выразительную красоту языка, и естественность хода событий, и задушевность, которые всегда получают отклик в сердце читателя. Но как только он становится на ходули романтизма или переходит на чуждую его поэтическому таланту почву бытописательства и религиозного мистицизма, силы изменяют ему»161.
Отсюда все его неудачи и немощи: он оторвался от своей почвы, от народа, который дал его творчеству такие могучие соки, – от народной речи, народного юмора, народного мировоззрения, народной эстетики.
И тут, как мне кажется, ключ ко второй особенности его трагической биографии.
При Николае I «Конек-горбунок» был долго под цензурным запретом. А потом мало-помалу стал печататься как лубочная книга для низового читателя. Ею бойко торговали офени в деревнях и на ярмарках – наравне с ситцами, сонниками, иконами, пряниками.
Однако прошло лет тридцать, и она вошла в литературу опять, но уже в качестве книги для маленьких. Маленькие отвоевали ее у больших и навсегда завладели ею, как драгоценной добычей, и тут только большим удалось разглядеть, что для детей это в самом деле хорошая пища – вкусная, питательная, сытная, способствующая их духовному росту.
К тому времени в нашей стране произошли огромные социальные сдвиги. Русская педагогика стала служить разночинцу, которому не могла не прийтись по душе демократическая идея и простонародная форма ершовского «плебейского» эпоса.
Отвоевав эту книгу у взрослых, дети передали ее по наследству своим внукам и правнукам, и правнукам правнуков, и нельзя представить себе такое поколение русских детей, которое могло бы обойтись без нее.
Тут великий урок для всех нас. В этой поучительной судьбе «Горбунка» был явно для всех поставлен знак равенства между детьми и народом. Детское и народное оказались синонимами.
И подобных случаев в истории нашей литературы немало. Именно в силу своей народности многие подлинно народные книги не раз преображались в книги детские. Судьба «Горбунка» повторяет судьбу сказок Пушкина. Пушкин писал их для взрослых тоже в порядке усвоения и разработки фольклора. Взрослые отнеслись к ним с высокомерной брезгливостью, видя в них падение Пушкина, и даже Баратынский сердился – как смеет великий поэт отдавать свои силы такому «низкопробному» жанру. А дети, к которым и не думал обращаться поэт, когда писал своего «Салтана», «Золотого петушка» и «Царевну», ввели их в свой духовный обиход и лишний раз доказали, что народная поэзия в высших своих достижениях часто бывает поэзией детской.
Все сказки Пушкина, все до одной, были сказки крестьянские и по словарю и по дикции.
И если мы вспомним, что басни Крылова тоже возникли как литература для взрослых и тоже с непревзойденным совершенством воссоздали народную речь, у нас будет полное право сказать, что русский народ (то есть русский крестьянин, потому что народ в ту пору был почти сплошь деревенским) продиктовал писателям самые лучшие детские книги. Их устами великий русский народ утверждал свою веру в вечную победу добра, милосердия, правды над криводушием, жестокостью, ложью. Таковы же детские стихотворения Некрасова, детские книги Льва Толстого, Ушинского, насквозь пропитанные фольклором.
Параллельно с этими народными книгами в XIX веке возникла ненародная, антинародная детская литература, начиная с ишимовской «Звездочки» и кончая «Задушевным словом» Маврикия Вольфа. Вполне понятна литературная немощь этой оторванной от народа словесности. Понятно, почему от нее не осталось теперь ничего или почти ничего. К концу века с детской литературой случилось то самое, что когда-то случилось с Ершовым. Чуть она оторвалась от народной эстетики, народного юмора, народных идеалов и вкусов, она тотчас же стала бесплодной.
Тот бурный ренессанс «большой литературы для маленьких», который начался у нас лет сорок назад, ознаменован обращением детской поэзии к фольклору. В критике давно было отмечено, что детские стихи Маяковского «обильны фольклорными реминисценциями» и что, например, начало «Сказки о Пете, толстом ребенке, и о Симе, который тонкий» – типичная народная считалка, приближающаяся по своим интонациям к традиционным числовкам:
Жили-были
Сима с Петей.
Сима с Петей
были дети.
Пете 5,
а Симе 7 –
И 12 вместе всем.
Читаешь эти строки и невольно делаешь те самые жесты, какие делает перед началом игры всякий ребенок, произносящий считалку среди пяти или шести своих сверстников.
Пристальное изучение «алмазной» речи народа проявилось не только в повестях и романах А.Н.Толстого, но и в тех «Русских народных сказках», тексты которых он с таким тонким искусством сконструировал из разных вариантов фольклора163.
Или вспомним, например, «Петрушку» Маршака, где так искусно использованы широкие и емкие формы раешного стиля, его же «Кошкин дом» и «Терем-теремок», творчески воссоздающие стиль устной народной поэзии и в то же время далекие от внешних стилизаторских приемов. И в других жанрах, казалось бы очень далеких от фольклорной тематики, у него то и дело звучат отголоски народной поэтической речи; например, в сказке «Вчера и сегодня»:
Подходили к речке близко,
Речке кланялися низко:
– Здравствуй, речка, наша мать,
Дай водицы нам набрать!..
и т.д.
Беседуя в печати о поэзии, Маршак призывал молодежь к истокам народного творчества164.
И конечно, в своих переводах он не мог бы так верно передать дух английских детских народных песенок, если бы не ориентировался на звучание и стиль русского фольклора для детей.
Об этой же органической связи нашей детской поэзии с фольклором говорит и Агния Барто: «Ведь у детской поэзии, безусловно, есть свои законы. Она, например, особенно широко пользуется изобразительными средствами народной поэзии. В лучших стихах для детей мы находим гиперболу, повторы, звукоподражание, меткую игру слов, считалку, загадку»165.
И разве лучшие из басен Сергея Михалкова не утратили бы всей своей поэтической силы, если бы в их упругих строках не слышалось того же хлесткого, чуть озорного народного юмора, который так полно отразился в фольклорных поговорках, дразнилках, потешках, небывальщинах, пословицах, сказках? Да и сама эта упругая форма, такая лаконичная и четкая, – разве не создавалась она для поэта все той же народной традицией?
Вообще в произведениях Михалкова часто слышится то близкое, то отдаленное эхо фольклора. Так, например, и сюжет, и самая форма его замечательного по своей словесной чеканке стихотворения «Как старик корову продавал» подсказаны ему устной народной поэзией, равно как и старинная притча об упрямых баранах, встретившихся на узком мосту:
Как рогами ни крути,
А вдвоем нельзя пройти.
И хотя в стихотворении «А у вас?» фабула городская, московская, уже первые его строки заранее подготовляют нас к тому сплаву народного стиля с детским, которым и определяется стиль Михалкова.
Как верно указывает Сергей Баруздин, «близость стихов С.Михалкова к народной поэзии подтверждается тем, что многие их строки вошли в обиходный разговорный язык: «Из районных великанов самый главный великан», «Мы с приятелем вдвоем замечательно живем», «Мамы разные нужны, мамы всякие важны» и т.д.
«В стихотворении «Красная Армия», – говорит тот же критик, – поэт использует характерный для народной песни прием параллелизма:
Мы летаем высоко,
Мы летаем низко,
Мы летаем далеко,
Мы летаем близко»166.
И чего стоили бы лучшие драмы Евгения Шварца, если бы он не опирался на русский и всемирный фольклор, творчески преобразуя его.
Могущество народной традиции мне пришлось испытать и на собственном опыте. Когда я приступал к сочинению детских стихов, я долго не мог отыскать для них живую, органическую форму. Тогдашняя поэзия, которую предлагали ребятам всех возрастов – «Путеводные огоньки», «Светлячки», «Родники», «Задушевные слова» и т.д., – отличалась самой оголтелой бесстильностью (вследствие полного распада ее идейных основ). И лишь мало-помалу, после многих неудач и шатаний, я пришел к убеждению, что единственным компасом на этом пути для всех писателей – и сильных и слабых – является народная поэзия (см., например, «Муху-Цокотуху», «Краденое солнце», «Федорино горе» и др.).
Это, конечно, не значит, что наша задача – имитация старинного народного творчества. Копии фольклора никому не нужны. Но нельзя же игнорировать то обстоятельство, что народ в течение многих веков выработал в своих песнях, сказках, былинах, стихах идеальные методы художественного и педагогического подхода к ребенку и что мы поступили бы весьма опрометчиво, если бы не учли этого тысячелетнего опыта.
Однако, как уже сказано выше, не только у народа должны мы учиться. Второй наш учитель – ребенок. Я, по крайней мере, никогда не дерзнул бы приступить к сочинению моих «Мойдодыров», если бы не попытался дознаться заранее, каковы потребности и вкусы малолетних «читателей», к которым мне предстоит адресоваться со своими стихами, и каков наиболее правильный метод сильнейшего воздействия на их психику.
Нельзя понимать дело так, будто я призываю угодливо приспособляться к ребенку. У нас, повторяю, нет и не может быть права отказываться от обязанности воспитывать его, влиять на него, формировать его личность, но эту обязанность нам только тогда удастся исполнить, если мы досконально изучим умственные навыки ребенка, методы его своеобразного мышления и попытаемся возможно точнее определить для себя, каковы должны быть те литературные формы, которые в данном случае окажутся наиболее действенными.
Конечно, писал я стихи инстинктивно, без оглядки на какие бы то ни было правила. Но в моем подсознании правила эти существовали всегда; они были подсказаны мне самой детворой, я считал их тогда непреложными и верил, что они универсальны, то есть обязательны для всякого автора, пытающегося писать для детей. Ни Маршак, ни Михалков, ни Барто, ни другие мои товарищи по литературному служению детям еще не приступали к работе, и я не мог проверить на их писательской практике правильность моих тогдашних догадок. Теперь я могу сказать, не боясь ошибиться, что хотя творчество этих поэтов внесло в мои «заповеди» ряд коррективов, но в главном и основном оно подтвердило их правильность, поскольку дело идет о стихах для дошкольников младшего и среднего возраста.
II. ОБРАЗНОСТЬ И ДЕЙСТВЕННОСТЬ
О первой заповеди уже было сказано выше. Она заключается в том, что наши стихотворения должны быть графичны, то есть в каждой строфе, а порою и в каждом двустишии должен быть материал для художника, ибо мышлению младших детей свойственна абсолютная образность. Те стихи, с которыми художнику нечего делать, совершенно непригодны для этих детей. Пишущий для них должен, так сказать, мыслить рисунками.
Стихи, печатаемые без рисунков, теряют чуть не половину своей эффективности.
«Мама, покажи!» – кричал ребенок, когда одна из сотрудниц издательства читала ему «Тараканище» в корректурных листах без рисунков. Он чувствовал, что в данном случае зрительный образ и звук составляют органическое целое. А так как детское зрение на первых порах воспринимает не столько качество вещей, сколько их движения, их действия, сюжет поэмы для малых детей должен быть так разнообразен, подвижен, изменчив, чтобы каждые пять-шесть строк требовали новой картинки. Там, где этого нет, детские стихи, так сказать, не работают.
Если, написав целую страницу стихов, вы замечаете, что для нее необходим всего один-единственный рисунок, зачеркните эту страницу как явно негодную. Наибыстрейшая смена образцов – здесь, как мы видели выше, второе правило для детских писателей.
Третье правило заключается в том, что эта словесная живопись должна быть в то же время лирична.
Поэт-рисовальщик должен быть поэтом-певцом.
Ребенку мало видеть тот или иной эпизод, изображенный в стихах: ему нужно, чтобы в этих стихах были песня и пляска.
То есть ему нужно, чтобы они были сродни его собственным стихам-экикикам.
Если же их невозможно ни петь, ни плясать, если в них нет элементов, составляющих главную суть экикик, они никогда не зажгут малолетних сердец.
Чем ближе наши стихи к экикикам, тем сильнее они полюбятся маленьким. Недаром в детском фольклоре всех стран уцелели в течение столетий главным образом песенно-плясовые стихи.
Эта заповедь труднее всех других, так как поэт-рисовальщик почти никогда не бывает поэтом-певцом. Тут две враждебные категории поэтов. Можно ли требовать, чтобы каждый эпизод, изображаемый в стихотворении с графической четкостью, был в то же время воспринят читателями как звонкая песня, побуждающая их к радостной пляске?
Всю трудность этой задачи я вполне сознавал, когда пригашался за сочинение своей первой «поэмы для маленьких». Но мне было ясно, что эта задача – центральная, что без ее решения нельзя и приступать к такой работе. Предстояло найти особенный, лирико-эпический стиль, пригодный для повествования, для сказа и в то же время почти освобожденный от повествовательно-сказовой дикции. Мне кажется, что всякие сказки-поэмы и вообще крупные фабульные произведения в стихах могут дойти до маленьких детей лишь в виде цепи лирических песен – каждая со своим ритмом, со своей эмоциональной окраской.
Речь идет о большой эпопее, которую я и пытался воскресить в нашей детской словесности через семьдесят лет после «Конька-горбунка». Чувствуя, что ее прежние формы, выработанные деревенско-дворянской культурой, уже давно не соответствуют психике наших ребят, я строил все свои «крокодилиады» на основе бойких, быстро сменяющихся, урбанистических, уличных ритмов, избегая монотонной тягучести, которая свойственна деревенскому эпосу.
Вырабатывая форму «Крокодила» (1916), я пытался всячески разнообразить фактуру стиха в соответствии с теми эмоциями, которые этот стих выражает: от хорея переходил к дактилю, от двухстопных стихов – к шестистопным.
Такая подвижность и переменчивость ритма была для меня четвертой заповедью.
III. МУЗЫКА
Пятая заповедь для детских писателей – повышенная музыкальность поэтической речи.
Замечательно, что киники всегда музыкальны. Их музыкальность достигается раньше всего необыкновенной плавностью, текучестью звуков. Дети в своих стихах никогда не допускают того скопления согласных, которое так часто уродует наши «взрослые» стихи для детей. Ни в одном стишке, сочиненном детьми, я никогда не встречал таких жестких, шершавых звукосочетаний, какие встречаются в некоторых книжных стихах. Вот характерная строка из одной поэмы для детей:
Пупс взбешен…
Попробуйте произнести это вслух! Псвзб – пять согласных подряд! И взрослому не выговорить подобной строки, не то что пятилетнему ребенку.
Еще шершавее такая строка некоего ленинградского автора:
Вдруг взгрустнулось…
Это варварское вдругвзгр – непосильная работа для детской гортани.
И больно читать ту свирепую строку, которую сочинила одна поэтесса в Москве:
Ах, почаще б с шоколадом…
Щебсш! Нужно ненавидеть ребят, чтобы предлагать им такие языколомные «щебсши». Не мешало бы сочинителям подобных стихов поучиться у тех малышей, которым они царапают горло своими корявыми щебсшами. Стоит только сравнить два стиха: один, сочиненный ребенком, – «Половина утюга», и другой, сочиненный взрослым, – «Ах, почаще б с шоколадом», чтобы увидеть колоссальное превосходство трехлетних. В «Половине утюга» на семь слогов приходится всего шесть согласных, а в стишке о шоколаде на восемь слогов целых двенадцать согласных.
Конечно, создавая столь благозвучные строки, ребенок заботился не об их красоте, а только о том, чтобы ему было легче выкрикивать их, но именно благодаря этому они так мелодичны и плавны.
Любопытна в этом отношении та переработка стихов, которую незаметно для себя производит ребенок. Она вся направлена к тому, чтобы придать «шершавому» стиху максимальную плавность. Мой знакомый двухлетний мальчик очень любил почему-то стихотворение Пушкина «Черногорцы? что такое?» – и декламировал это стихотворение так:
Тетеготи? то такое? –
то есть устранял все согласные, тормозящие плавное течение стиха. Конечно, и тут сказалась не эстетика, а неразвитая гортань, но ведь именно для этой гортани мы и должны писать свои стихи.
Вы только вслушайтесь в ту благозвучнейшую хореическую песню, которую пела, танцуя, девочка Витя Раммо, еще не достигшая двухлетнего возраста:
Коси мине, коси кой,
Леба куси, леба кой,
Коси баба, коси кой,
Куси паки, куси мой.
Йока куку, шибка кой,
Леба кусяй, шибка кой,
Кока кусяй, шибка кой.
Говорила она в то время отлично, свободно произнося любые сочетания звуков, но, когда дело дошло до стихов, предпочла распределять свои согласные так, чтобы они возможно реже встречались друг с дружкой. За исключением слова «шибка», все остальные слова построены у нее таким образом, что между двумя согласными непременно поставлены гласные.
Вообще в речи ребенка мы нередко замечаем борьбу с согласными, преодоление согласных. Трехлетний Адик Павлов, вместо того чтобы сказать «солнце красно», говорил соне касно (то есть выбрасывал л, ц, р). У Ади Рыбникова слово «дрова» превратилось в дова, слово «смотри» в соти, слово «другой» – в дугой. Нина Златковская говорила пазник, потивный, касивый. Левик Гаврилов говорил пиезжай, а «гром» выговаривал гом.
Замечательны меры, которые принимала двухлетняя Алена Полежаева, для того чтобы этого скопления не было. Ее мать сообщает о ней: когда рядом в слове встречаются две согласные, Аленушка ставит между ними гласную:
– Птичка – патичка, кто – кито, где – гиде.
Точно такой же прием «разукрупнения» согласных при помощи добавочных гласных подметила у своей дочери Майки ленинградская жительница Инна Борисова: «Я сикушила кашику», «я гуляю си бабушкой».
При помощи такого приема Майя (одного года десяти месяцев) избегала неудобных для нее звукосочетаний: ск, шк, сб.
Сочиняя детские стихи, я старался, насколько у меня хватало умения, считаться с этим отчетливо выраженным требованием малых ребят.
IV. РИФМЫ. – СТРУКТУРА СТИХОВ
Шестое правило было подробно изложено на предыдущих страницах. Оно заключается в том, что рифмы в стихах для детей должны быть поставлены на самом близком расстоянии одна от другой.
Читатели этой книжки могли убедиться, что почти во всех стихотворениях, сочиненных малыми детьми, рифмы находятся в ближайшем соседстве. Ребенку гораздо труднее воспринимать те стихи, рифмы которых не смежны.
Седьмое правило заключается в том, что те слова, которые служат рифмами в детских стихах, должны быть главными носителями смысла всей фразы. На них должна лежать наибольшая тяжесть семантики.
Так как благодаря рифме эти слова привлекают к себе особенное внимание ребенка, мы должны дать им наибольшую смысловую нагрузку. Это правило я считаю одним из важнейших и пытаюсь не нарушать ни при каких обстоятельствах. И часто делаю опыты со своими и чужими стихами: прикрываю ладонью левую половину страницы и пытаюсь по одной только правой, то есть по той, где сосредоточены рифмы, догадаться о содержании стихов. Если мне это не удается, стихи подлежат исправлению, так как в таком виде они до детей не дойдут.
Восьмое правило заключается в том, что каждая строка детских стихов должна жить своей собственной жизнью и составлять отдельный организм.
Иными словами, каждый стих должен быть законченным синтаксическим целым, потому что у ребенка мысль пульсирует заодно со стихом: каждый стих в экикиках – самостоятельная фраза и число строк равняется числу предложений. (Этой своей особенностью стихи для детей очень близки к народным стихам.).
Две строки – два предложения:
Твоя мама из дворян,
А отец из обезьян.
Шесть строк – шесть предложений:
Мама умная была
И меня не посекла!
Ай, люли, люли, люли!
Ты меня всегда люби!
Я теперь тебя люблю.
Не кап-риз-ни-ча-ю!
У детей постарше каждое предложение может замыкаться не в одну, а в две строки, но за эти границы уже никогда не выходит. Вот стихи девятилетней Ирины:
1) Мы с Чукошею вдвоем
За калошами идем.
2) Купим, купим мы калоши
Для себя и для Чукоши.
Поэтому длинные стихи для детей чаще всего состоят из двустиший. В сущности, пушкинский «Салтан» и ершовский «Конек-горбунок» по своей структуре являют собой целую цепь экикик, большинство которых не превышает двух строк. И Пушкин и Ершов свои сказки писали главным образом «двояшками». Вот типичный отрывок из Пушкина:
1) В синем небе звезды блещут,
В синем море волны хлещут; (Пауза.)
2) Туча по небу идет,
Бочка по морю плывет. (Пауза.)
3) Словно горькая вдовица,
Плачет, бьется в ней царица; (Пауза.)
4) И растет ребенок там
Не по дням, а по часам. (Пауза.)
5) День прошел, царица вопит…
А дитя волну торопит: (Пауза.)
6) «Ты, волна моя, волна,
Ты гульлива и вольна; (Пауза.)
7) Плещешь ты, куда захочешь,
Ты морские камни точишь, (Пауза.)
8) Топишь берег ты земли,
Подымаешь корабли – (Пауза.)
9) Не губи ты нашу душу:
Выплесни ты нас на сушу!» (Пауза.)
После каждой «двояшки» – пауза. Восемнадцать строк – девять пауз и девять «двояшек», причем в большинстве случаев каждая «двояшка» есть самостоятельная фраза.
Стихи эти написаны не для детей. Пушкин, создавая свои сказки, ориентировался на фольклорную дикцию взрослых. Но благодаря близости народного поэтического мышления к детскому пушкинская сказка с давнего времени прочно вошла в обиход малышей, и ее структура является для нас образцом.
Никаких внутренних пауз детские стихи не допускают, иначе будет нарушен напев. Во всех известных мне стихотворениях, сочиненных малыми детьми, я нашел только один перенос – да и то очень слабый, – один-единственный случай вытеснения фразы за пределы двустишия:
Воробейко поскакал,
На ходу он уплетал
Крошки хлеба, что ему
Я в окошечко даю.
Эти строки сочинил Ваня Ф., четырех с половиною лет.
Они в моих глазах есть одно из редкостных нарушений общего незыблемого правила, которое заключается в том, что каждый стих, сочиненный ребенком, целостен, замкнут сам в себе, неделим.
ОТКАЗ ОТ ЭПИТЕТОВ. РИТМИКА
Выше было сказано, что детское зрение чаще всего воспринимает не качество, а действие предметов. Отсюда девятая заповедь для детских писателей: не загромождать своих стихов прилагательными.
Стихи, которые богаты эпитетами, – стихи не для малых, а для старших детей.
В стихах, сочиненных детьми младшего возраста, почти никогда не бывает эпитетов. И это понятно, потому что эпитет есть результат более или менее длительного ознакомления с вещью. Это плод опыта, созерцания, исследования, совершенно недоступного маленьким детям.
Сочинители детских стихов часто забывают об этом и перегружают их огромным числом прилагательных. Талантливая Мария Пожарова дошла до того, что в своих «Солнечных зайчиках» чуть не каждую страницу наполнила такими словами, как зыбколистный, белоструйный, тонкозвучный, звонкостеклянный, беломохнатый, багрянозолотой, и, конечно, все это для детей мертвечина и скука.
Потому что маленького ребенка по-настоящему волнует в литературе лишь действие, лишь быстрое чередование событий. А если так, то побольше глаголов и возможно меньше прилагательных! Я считаю, что во всяком стишке для детей процентное отношение глаголов к именам прилагательным есть один из лучших и вполне объективных критериев приспособленности данного стишка к психике малых детей.
Поучителен в этом отношении Пушкин: в своей «Сказке о царе Салтане» он на 740 глаголов дал только 235 прилагательных, между тем как в его поэме «Полтава» (в первой песне) число глаголов даже меньше числа прилагательных: на 279 глаголов – 281 прилагательное.
Тяготение ребенка к глаголу отмечено в науке давно. Канадский профессор Фредерик Трэси в своей «Психологии детства» (1893) подсчитал, что в словаре у малышей (от 19 до 28 месяцев) глаголы составляют 20 процентов всех слов, в то время как у взрослого их только 11, то есть почти вдвое меньше.
Вот таблица, приводимая Трэси:
У ребенка У взрослого
Имен прилагательных 9% 22%
Имен существительных 60% 60%
Глаголов 20% 11%
Таблица едва ли правильная, так как многие существительные в речи ребенка являются по своей сути односложными предложениями, где на первом месте – глагол. Когда маленький ребенок кричит, например, «динь-динь», это может значить: «дай мне позвонить колокольчиком!», или «колокольчик звонит!», или «мне очень нравится звон колокольчика», или «подними меня вверх к колокольчику!» – и мало ли что еще. В каждом таком «динь-динь» подразумевается непроизнесенный глагол.
Предмет как таковой, вне своих динамических функций, гораздо реже фигурирует в речи ребенка, чем это было принято думать, когда Трэси составлял таблицу.
Поэтому Трэси был бы более прав, если бы составил для детского словаря примерно такую таблицу:
Существительных 20%
Существительных, имеющих характер глагола (или сопряженных с глаголом) 53%
Глаголов 20%
Прилагательных 7%
Такая таблица была бы ближе к истине, потому что в речи двухлетнего ребенка скрытых и явных глаголов приблизительно 50-60%, а чистых прилагательных в девять раз меньше. Ошибка Трэси заключается в том, что он отнесся к грамматическим категориям слишком формально. Но общие выводы его вполне справедливы: идеи, которые играют в уме ребенка наиболее значительную роль и которые ребенок чаще всего выражает словами, суть идеи действий, а не состояний, – движений, а не качеств и свойств.
По утверждению немецких исследователей Клары и Вильгельма Штерн (1907), в речи ребенка сперва преобладают существительные, потом глаголы и лишь потом прилагательные. Штерны приводят такие наблюдения над одной маленькой девочкой: когда ей был год и три месяца, 100 процентов ее словаря составляли имена существительные; через пять месяцев они составляли всего 78 процентов, а глаголов было 22 процента; еще через три месяца существительных оказалось всего 63 процента, глаголов 23 и остальных частей речи (в том числе и прилагательных) 14 процентов.
Эта схема грешит таким же формальным подходом к грамматике, как и схема профессора Трэси, но общая тенденция языкового развития детей в ней отмечена верно: ребенок в первые годы своего бытия так глубоко равнодушен к свойствам и формам предметов, что прилагательные долго являются наиболее чуждой ему категорией речи.
Любовь к прилагательным свойственна (да и то в малой мере) только книжным, созерцательно настроенным детям, а ребенок, проявляющий активное отношение к жизни, строит почти всю свою речь на глаголах. Поэтому «Мойдодыра» я сверху донизу наполнил глаголами, а прилагательным объявил беспощадный бойкот и каждой вещи, которая фигурирует в этих стихах, придал максимальное движение:
Одеяло
Убежало,
Улетела простыня,
И подушка,
Как лягушка,
Ускакала от меня.
Ибо только такая, только «глагольная» речь по-настоящему дойдет до ребенка.
Конечно, все изложенное в этой главе относится лишь к самым маленьким детям. Когда дети становятся старше, ни в чем так наглядно не сказывается созревание их психики, как именно в увеличении числа прилагательных, которыми обогащается их речь.
И.Адамиан пишет мне по этому поводу: «Вы говорите, что у детей больше тяготения к глаголу, чем к прилагательному. Мне кажется, что ваш вывод правилен лишь отчасти, ибо, насколько я заметил, в лексиконе девочек преобладают прилагательные, а в лексиконе мальчиков – глаголы. Вообще, по моим случайным и отрывочным наблюдениям, девочки больше обращают внимание на определенное свойство предметов (у куклы розовый бантик, зеленое то-то и т.п.), а мальчики – на действие (паровоз свистит и т.п.). Интересно было бы произвести опыт: написать рассказ с одинаковым количеством прилагательных и глаголов и прочесть детям обоего пола, а затем заставить их повторить. Возможно, что результат ряда таких опытов подтвердит правильность моих наблюдений». Мне кажется, что догадка тов. Адамиана верна лишь в отношении старших детей. Младшим же – и мальчикам и девочкам – одинаково чуждо большинство прилагательных. Между тем, как уже сказано выше, речь идет исключительно о литературе для младшего возраста. Форма произведений, предназначенных для более старших, должна быть иной.
Десятая заповедь заключается в том, что преобладающим ритмом ребячьих стихов должен быть непременно хорей. Об этом было сказано выше, на стр. 626-634.
ИГРОВЫЕ СТИХИ
Одиннадцатая заповедь для детских писателей заключается в том, что их стихи должны быть игровыми, так как, в сущности, вся деятельность младших и средних дошкольников, за очень небольшими исключениями, выливается в форму игры.
«Ребенок, – говорит М.Горький, – до десятилетнего возраста требует забав, и требование его биологически законно. Он хочет играть, он играет всем и познает окружающий его мир прежде всего и легче всего в игре, игрой. Он играет и словом и в слове. Именно на игре словом ребенок учится тонкостям родного языка, усваивает музыку его и то, что филологи называют «духом языка».
Конечно, есть отличные стихи для детей, не имеющие отношения к игре; все же нельзя забывать, что детские народные стишки, начиная от бабушкиных «Ладушек» и кончая «Караваем», чаще всего являются порождением игры.
Вообще почти каждую свою тему поэт, пишущий для младших дошкольников, должен воспринимать как игру. Тот, кто не способен играть с малышами, пусть не берется за сочинение детских стихов.
Но дети не ограничиваются играми этого рода. Они, как мы видели, играют не только вещами, но и произносимыми звуками. Эти звуковые и словесные игры, очевидно, чрезвычайно полезны, так как в фольклоре детей всего мира они занимают заметное место. Даже когда ребенок становится старше, у него часто возникает потребность потешиться и поиграть словами, так как он не сразу привыкнет к тому, что слова выполняют только деловую, коммуникативную функцию. Разные словесные игрушки все еще привлекают его, как привлекают куклы многих девочек, давно уже вышедших из «кукольного» возраста.
Вспомним наши русские потешки, созданные уже в школьной среде:
«Императрина Екатерица заключила перетурие с мирками».
«Челодой моловек! Не камняйтесь бросами, а то режиком заножу, будешь дрыжками ногать».
Дошкольнику такие словесные игрушки еще больше нужны, так как пользование ими всегда знаменует, что ребенок уже вполне овладел правильными формами слов. Это видно уже из того, что отклонение от правильных форм он воспринимает как нечто забавное.
Взрослые, кажется, никогда не поймут, чем привлекательны для малых ребят такие, например, незатейливые деформации слов, которые я позаимствовал в английском фольклоре:
Жила-была мышка Мауси
И вдруг увидала Котауси.
У Котауси злые глазауси
И злые-презлые зубауси.
Подбежала Котауси к Мауси
И замахала хвостауси:
– Ах, Мауси, Мауси, Мауси,
Подойди ко мне, милая Мауси!
Я спою тебе песенку, Мауси,
Чудесную песенку, Мауси!
Но ответила умная Мауси:
– Ты меня не обманешь, Котауси!
Вижу злые твои глазауси
И злые-презлые зубауси!
Так ответила умная Мауси
И скорее бегом от Котауси!
Дети именно потому и смеются, что правильные формы этих слов уже успели утвердиться в их сознании.
Мою песенку очень бранили в печати за «коверкание родного языка». Критики предпочитали не знать, что такое «коверкание» с незапамятных времен практикуется русским фольклором и узаконено народной педагогикой. Вспомним хотя бы известную сказку «Звери в яме», где несколько раз повторяются в различных вариантах такие стихи:
Медведь-медведухно – имечко хорошее.
Лиса-олисава – имечко хорошее,
Волк-волчухно – имечко хорошее,
Петух-петушихно – имечко хорошее,
Кура-окурова – имя худое.
Почему же, спрашивается, всевозможные человеки в футлярах нещадно преследуют подобные словесные игры, столь необходимые детям в процессе их языкового развития?
С великим удовольствием я вспоминаю, как яростно встретили леваки-педагоги мои игровые стишки о лягухах, впервые увидавших черепаху:
И они закричали от страха:
– Это Че!
– Это Ре!
– Это Паха!
– Это Чечере… папа… папаха…
Покойный академик Игорь Грабарь сообщил мне, что в детстве ему, как и всем его товарищам-сверстникам, очень нравилась такая вариация басни «Мартышка и очки»:
ОЧКИШКА И МАРТЫ
Старишка в мартости глаза слабами стала,
А у слухей она людала…
Весело и озорно, совсем по-детски увлекался такой словесной игрой молодой поэт Даниил Хармс. Нужно было видеть, каким восторгом встречали они своего любимого автора, когда он читал им с эстрады:
А вы знаете, что у,
А вы знаете, что па,
А вы знаете, что пы,
Что у папы моего
Было сорок сыновей?
И дальше:
А вы знаете, что на,
А вы знаете, что не,
А вы знаете, что бе,
Что на небе
Вместо солнца
Скоро будет колесо?
и т.д.
Совсем по-другому, но так же аппетитно и весело играет он словом «четыре» в своей последней книжке «Миллион»:
Раз, два, три, четыре,
И четыре на четыре,
И четырежды четыре,
И потом еще четыре.
Одним из лучших памятников его словесной игры останется «Иван Иваныч Самовар», где всему повествованию придана такая смехотворно однообразная (и очень детская) форма:
Самовар Иван Иваныч,
На столе Иван Иваныч,
Золотой Иван Иваныч
Кипяточку не дает,
Опоздавшим не дает,
Лежебокам не дает.
Такие же игровые стихи создал в свое время поэт Александр Введенский. Особенно было популярно в детской среде его шуточное стихотворение «Кто?»:
Дядя Боря говорит,
Что
Оттого он так сердит,
Что
Кто-то на пол уронил
Банку, полную чернил,
И оставил на столе
Деревянный пистолет,
Жестяную дудочку
И складную удочку.
Может, это серый кот
Виноват?
Или это черный пес
Виноват?
и т.д.
С таким же озорством Наталья Кончаловская изобрела такие небывалые овощи:
Показал садовод
Нам такой огород,
Где на грядках, засеянных густо,
Огурбузы росли,
Помидыни росли,
Редисвекла, чеслук и репуста,
Сельдерошек поспел
И моркофель дозрел,
Стал уже осыпаться спаржовник,
А таких баклачков
Да мохнатых стручков
Испугался бы каждый садовник.
Я не говорю, что детские писатели все, как один, должны сплошь заниматься такими словесными играми, забыв о других воспитательных и литературных задачах (это было бы ужасно и привело бы к деградации детской поэзии), я только хочу, чтобы наконец была признана педагогическая целесообразность и ценность литературного жанра, который недаром так богато представлен в устной народной поэзии (см. главу «Лепые нелепицы»).
Мастером этого жанра был С.Я.Маршак. Его знаменитое четверостишие о вагоновожатом словно затем и написано, чтобы разъярять скудоумных филистеров и восхищать детвору:
Глубокоуважаемый
Вагоноуважатый!
Вагоноуважаемый
Глубокоуважатый.
VII. ПОСЛЕДНИЕ ЗАПОВЕДИ
Итак, мы видим, что стихи для детей нужно писать каким-то особенным способом – иначе, чем пишутся другие стихи. И мерить их нужно особенной меркой. Не всякий даже даровитый поэт умеет писать для детей.
Такие, например, великаны, как Тютчев, Баратынский и Фет, несомненно потерпели бы в этой области крах, так как приемы их творчества враждебны по самому своему существу тем приемам, которые обязательны для детских поэтов.
Но отсюда не следует, что детский поэт, угождая потребностям малых детей, имеет право пренебречь теми требованиями, которые предъявляют к поэзии взрослые.
Нет, чисто литературные достоинства детских стихов должны измеряться тем же самым критерием, каким измеряются литературные достоинства всех прочих стихов.
По мастерству, по виртуозности, по техническому совершенству стихи для советских детей должны стоять на той же высоте, на какой стоят стихи для взрослых.
Не может быть такого положения, при котором плохие стихи оказались бы хороши для детей.
В сущности, совершается злое и вредное дело: вместо того чтобы подготовлять детей к восприятию гениальных поэтов, их систематически отравляют безграмотной и бездарной кустарщиной, убивающей в них то горячее чувство стиха, которое сказалось в экикиках.
Итак, двенадцатая заповедь для детских поэтов: не забывать, что поэзия для маленьких должна быть и для взрослых поэзией!
Вот и все полезные заповеди, озвученные Чуковским. Похоже, что они подходят и для истинно русской, былинной поэзии. Собственно они оттуда и взяты и озвучены Чуковским.
Особенно это касается современных авторов. Ну какие могут быть сегодня детские авторы? Которые вписались в рынок? Может быть Э.Успенский это детский автор? Толпы графоманов и просто сумасшндших все сегодня кинулись писать детските книжки. А цензуры-то и нету. И наши дети ничем не ограждены от, буквально, психически больных авторов.
Самое неприятное, что то, что родителям трудно самим распознать сегодня плохую детскую литературу, стихи и фильмы. Крысиные бега не оставляют времени двже для собственного развития. В СССР нравственность детей ограждали от ненормальных специальные организации, профессионалы, да и общественное мнение, в конце концов. Сейчас эти педерасты сами сидят в редакциях, а общественное мнение никого не интересует.
Тут нам подворачивается полезная статья из книги Корнея Чуковского о том, как писать хорошие стихи. А мы попробуем перевернуть её к своей пользе и озаглавим -
Как распознать плохие стихи?
А что, кто нам, дилетантам, мешает окунуться немного в писательскую технику? Современные детские писатели, вредители, не читали даже этой книжки Чуковского, они скорее всего и не знают, что он рекомендовал начинающим писателям. Иначе бы они кое--что взяли сами на вооружение. Будем надеяться - и не прочитают. А мы немного лучше сможем их распознать и не допустить до своих детей.
Для юдофобов: Корней Чуковский по отцу еврей, по матери – украинец. Нас интересует человеческая составляющая его творчества, а не то, что он был другом сиониста Жаботинского, знал иврит и переводил еврейского поэта Квитко. Тем более, что книга писалась в 1939 году, когда в СССР даже всё еврейское работало на благо советского народа. И у евреев есть много полезного, что стоит изучать и перенимать русским.
Чуковский (детский поэт который написал Муху-Цокотуху, Мойдодыр, Краденое Солнце и др.) сформулировал 10 правил, которые надо соблюсти для написания хороших, понятных детям стихов. Текст длинный, мы его не стали сокращать, но кому некогда - читайте выделенные красным только сами правила. Может хоть что-нибудь задержится.
Корней Чуковский
От двух до пяти.
Глава шестая. ЗАПОВЕДИ ДЛЯ ДЕТСКИХ ПОЭТОВ (Разговор с начинающими)
I. УЧИТЬСЯ У НАРОДА. – УЧИТЬСЯ У ДЕТЕЙ
Удивительная история случилась в России с одним молодым человеком. Он приехал в столицу учиться и неожиданно для себя, без натуги создал гениальную книгу, бессмертное творение русской словесности, которое живет уже больше ста лет и, несомненно, проживет еще столько же.
Девятнадцатилетний, круглощекий, безусый юнец, только что со школьной скамьи, – как изумился бы он, если бы кто-нибудь тогда, в 1834 году, предсказал ему великую судьбу его полудетского опыта!
Громко засмеялись бы тогдашние критики, если бы кто заикнулся о том, что эта бедная рукопись угловатого провинциального юноши есть классическое произведение русской поэзии, которое и тогда будет волновать миллионы сердец, когда навеки засыплются библиотечной пылью многошумные книги знаменитейших Кукольников, Бенедиктовых, Гречей, Сенковских и прочих кумиров тогдашней читающей публики.
Звали юношу Петр Ершов, а его книга была «Конек-горбунок».
В литературной биографии Ершова меня всегда поражали две странности. И первая странность такая. Почему, после того как он незрелым юнцом написал свою знаменитую книгу, он до конца дней уже не мог написать ничего, что по литературному качеству могло бы хоть в какой-нибудь мере сравниться с его юношеским, ранним шедевром? Жил он долго, и у него хватило бы времени сочинить хоть десять таких же замечательных книг, а он сразу после «Конька-горбунка» утратил всю силу своего дарования. Не то чтобы он бросил перо – он продолжал писать, и порою с большими претензиями, но у него почти всегда получались дюжинные, эпигонские вещи, лишенные каких бы то ни было ярко выраженных, индивидуальных особенностей. Вскоре после «Конька-горбунка» были написаны им: напыщенная поэма «Сибирский казак», в духе мистических баллад реакционной романтики, либретто для оперы «Страшный меч», драматический анекдот «Суворов и станционный смотритель» и т.д. Его биограф так и пишет об этой полосе его жизни: «Он мечется, берясь за самые разнохарактерные литературные работы… пытает свои силы в драматургии, пишет либретто для опер»160. И все это было, пожалуй, неплохо, но, повторяю, не шло ни в какое сравнение с «Коньком-горбунком».
Есть такое мнение, что Конька Горбунка написал Пушкин, и каким-то образом, отдал Ершову... Но это теперь не проверишь. Все удивляются разительной разнице К.Г. и остального творчества Ершова. Стиль и слог истинно пушкинские. И вообще, большой плюс Чуковскому (хоть и другу сиониста Жаботинского, хоть и владеющего ивритом) за понимание народной глубины былинных истоков русской словесности.
Часто случалось читать, будто эта творческая трагедия Ершова произошла оттого, что он вскоре после «Конька-горбунка» уехал к себе в Сибирь, сделался инспектором, а позднее директором тобольской гимназии и с головою был втянут в тину захолустной чиновничьей пошлости. Это, конечно, вздор. Мало ли было чиновников среди замечательных русских писателей: и Крылов, и Даль, и Гончаров, и Щедрин, – но из-за этого они не утратили своих дарований тотчас же после первого литературного опыта.
Еще более разительной кажется мне вторая странность биографии Ершова. Почему, создавая свою детскую книгу, которая является, так сказать, хлебом насущным для всех пятилетних, шестилетних, семилетних детей, он ни разу не догадался, что это детская книга?
И никто из окружавших его тоже не догадался об этом. Барон Брамбеус напечатал первую часть его книги в «Библиотеке для чтения», издававшейся исключительно для взрослых читателей. И критики мерили ее только такими мерилами, которыми измеряются книги для взрослых. А если бы Ершов вздумал сунуться со своим «Коньком-горбунком» в журнал для детей, оттуда вытолкали бы его «Горбунка», как мужика-деревенщину, затесавшегося на губернаторский бал.
За всю свою долгую жизнь он почти никогда уже не возвращался к «простонародному», крестьянскому стилю, которым написан «Конек-горбунок», а пытался культивировать стиль тогдашней высокой поэзии, сочиняя послания, эклоги в духе Жуковского и даже вычурные стихотворения в бенедиктовском духе, хотя и был в этой области неудачлив и даже безличен, то есть похож на всякого другого из тогдашних середняцких писателей.
И тут, мне сдается, разгадка первой странности его биографии. Мастер русского народного стиля, которым он владел в совершенстве, он тотчас после «Конька-горбунка» отрекся от этого стиля, пренебрег им и ни разу не сделал попытки вернуться к нему в своем творчестве (если не считать «Русской песни», написанной им вскоре после «Конька-горбунка», и еще двух-трех произведений такого же рода, проявлявших тенденцию к модному в те времена стилизаторству). Его биограф очень верно указывает: «Там, где искрой вдохновения Ершову служит народное творчество, где он остается верным своему светлому таланту сказочника и поэта, там он находит и нужные краски, и выразительную красоту языка, и естественность хода событий, и задушевность, которые всегда получают отклик в сердце читателя. Но как только он становится на ходули романтизма или переходит на чуждую его поэтическому таланту почву бытописательства и религиозного мистицизма, силы изменяют ему»161.
Отсюда все его неудачи и немощи: он оторвался от своей почвы, от народа, который дал его творчеству такие могучие соки, – от народной речи, народного юмора, народного мировоззрения, народной эстетики.
И тут, как мне кажется, ключ ко второй особенности его трагической биографии.
При Николае I «Конек-горбунок» был долго под цензурным запретом. А потом мало-помалу стал печататься как лубочная книга для низового читателя. Ею бойко торговали офени в деревнях и на ярмарках – наравне с ситцами, сонниками, иконами, пряниками.
Однако прошло лет тридцать, и она вошла в литературу опять, но уже в качестве книги для маленьких. Маленькие отвоевали ее у больших и навсегда завладели ею, как драгоценной добычей, и тут только большим удалось разглядеть, что для детей это в самом деле хорошая пища – вкусная, питательная, сытная, способствующая их духовному росту.
К тому времени в нашей стране произошли огромные социальные сдвиги. Русская педагогика стала служить разночинцу, которому не могла не прийтись по душе демократическая идея и простонародная форма ершовского «плебейского» эпоса.
Отвоевав эту книгу у взрослых, дети передали ее по наследству своим внукам и правнукам, и правнукам правнуков, и нельзя представить себе такое поколение русских детей, которое могло бы обойтись без нее.
Тут великий урок для всех нас. В этой поучительной судьбе «Горбунка» был явно для всех поставлен знак равенства между детьми и народом. Детское и народное оказались синонимами.
И подобных случаев в истории нашей литературы немало. Именно в силу своей народности многие подлинно народные книги не раз преображались в книги детские. Судьба «Горбунка» повторяет судьбу сказок Пушкина. Пушкин писал их для взрослых тоже в порядке усвоения и разработки фольклора. Взрослые отнеслись к ним с высокомерной брезгливостью, видя в них падение Пушкина, и даже Баратынский сердился – как смеет великий поэт отдавать свои силы такому «низкопробному» жанру. А дети, к которым и не думал обращаться поэт, когда писал своего «Салтана», «Золотого петушка» и «Царевну», ввели их в свой духовный обиход и лишний раз доказали, что народная поэзия в высших своих достижениях часто бывает поэзией детской.
Все сказки Пушкина, все до одной, были сказки крестьянские и по словарю и по дикции.
И если мы вспомним, что басни Крылова тоже возникли как литература для взрослых и тоже с непревзойденным совершенством воссоздали народную речь, у нас будет полное право сказать, что русский народ (то есть русский крестьянин, потому что народ в ту пору был почти сплошь деревенским) продиктовал писателям самые лучшие детские книги. Их устами великий русский народ утверждал свою веру в вечную победу добра, милосердия, правды над криводушием, жестокостью, ложью. Таковы же детские стихотворения Некрасова, детские книги Льва Толстого, Ушинского, насквозь пропитанные фольклором.
Параллельно с этими народными книгами в XIX веке возникла ненародная, антинародная детская литература, начиная с ишимовской «Звездочки» и кончая «Задушевным словом» Маврикия Вольфа. Вполне понятна литературная немощь этой оторванной от народа словесности. Понятно, почему от нее не осталось теперь ничего или почти ничего. К концу века с детской литературой случилось то самое, что когда-то случилось с Ершовым. Чуть она оторвалась от народной эстетики, народного юмора, народных идеалов и вкусов, она тотчас же стала бесплодной.
Тот бурный ренессанс «большой литературы для маленьких», который начался у нас лет сорок назад, ознаменован обращением детской поэзии к фольклору. В критике давно было отмечено, что детские стихи Маяковского «обильны фольклорными реминисценциями» и что, например, начало «Сказки о Пете, толстом ребенке, и о Симе, который тонкий» – типичная народная считалка, приближающаяся по своим интонациям к традиционным числовкам:
Жили-были
Сима с Петей.
Сима с Петей
были дети.
Пете 5,
а Симе 7 –
И 12 вместе всем.
Читаешь эти строки и невольно делаешь те самые жесты, какие делает перед началом игры всякий ребенок, произносящий считалку среди пяти или шести своих сверстников.
Пристальное изучение «алмазной» речи народа проявилось не только в повестях и романах А.Н.Толстого, но и в тех «Русских народных сказках», тексты которых он с таким тонким искусством сконструировал из разных вариантов фольклора163.
Или вспомним, например, «Петрушку» Маршака, где так искусно использованы широкие и емкие формы раешного стиля, его же «Кошкин дом» и «Терем-теремок», творчески воссоздающие стиль устной народной поэзии и в то же время далекие от внешних стилизаторских приемов. И в других жанрах, казалось бы очень далеких от фольклорной тематики, у него то и дело звучат отголоски народной поэтической речи; например, в сказке «Вчера и сегодня»:
Подходили к речке близко,
Речке кланялися низко:
– Здравствуй, речка, наша мать,
Дай водицы нам набрать!..
и т.д.
Беседуя в печати о поэзии, Маршак призывал молодежь к истокам народного творчества164.
И конечно, в своих переводах он не мог бы так верно передать дух английских детских народных песенок, если бы не ориентировался на звучание и стиль русского фольклора для детей.
Об этой же органической связи нашей детской поэзии с фольклором говорит и Агния Барто: «Ведь у детской поэзии, безусловно, есть свои законы. Она, например, особенно широко пользуется изобразительными средствами народной поэзии. В лучших стихах для детей мы находим гиперболу, повторы, звукоподражание, меткую игру слов, считалку, загадку»165.
И разве лучшие из басен Сергея Михалкова не утратили бы всей своей поэтической силы, если бы в их упругих строках не слышалось того же хлесткого, чуть озорного народного юмора, который так полно отразился в фольклорных поговорках, дразнилках, потешках, небывальщинах, пословицах, сказках? Да и сама эта упругая форма, такая лаконичная и четкая, – разве не создавалась она для поэта все той же народной традицией?
Вообще в произведениях Михалкова часто слышится то близкое, то отдаленное эхо фольклора. Так, например, и сюжет, и самая форма его замечательного по своей словесной чеканке стихотворения «Как старик корову продавал» подсказаны ему устной народной поэзией, равно как и старинная притча об упрямых баранах, встретившихся на узком мосту:
Как рогами ни крути,
А вдвоем нельзя пройти.
И хотя в стихотворении «А у вас?» фабула городская, московская, уже первые его строки заранее подготовляют нас к тому сплаву народного стиля с детским, которым и определяется стиль Михалкова.
Как верно указывает Сергей Баруздин, «близость стихов С.Михалкова к народной поэзии подтверждается тем, что многие их строки вошли в обиходный разговорный язык: «Из районных великанов самый главный великан», «Мы с приятелем вдвоем замечательно живем», «Мамы разные нужны, мамы всякие важны» и т.д.
«В стихотворении «Красная Армия», – говорит тот же критик, – поэт использует характерный для народной песни прием параллелизма:
Мы летаем высоко,
Мы летаем низко,
Мы летаем далеко,
Мы летаем близко»166.
И чего стоили бы лучшие драмы Евгения Шварца, если бы он не опирался на русский и всемирный фольклор, творчески преобразуя его.
Могущество народной традиции мне пришлось испытать и на собственном опыте. Когда я приступал к сочинению детских стихов, я долго не мог отыскать для них живую, органическую форму. Тогдашняя поэзия, которую предлагали ребятам всех возрастов – «Путеводные огоньки», «Светлячки», «Родники», «Задушевные слова» и т.д., – отличалась самой оголтелой бесстильностью (вследствие полного распада ее идейных основ). И лишь мало-помалу, после многих неудач и шатаний, я пришел к убеждению, что единственным компасом на этом пути для всех писателей – и сильных и слабых – является народная поэзия (см., например, «Муху-Цокотуху», «Краденое солнце», «Федорино горе» и др.).
Это, конечно, не значит, что наша задача – имитация старинного народного творчества. Копии фольклора никому не нужны. Но нельзя же игнорировать то обстоятельство, что народ в течение многих веков выработал в своих песнях, сказках, былинах, стихах идеальные методы художественного и педагогического подхода к ребенку и что мы поступили бы весьма опрометчиво, если бы не учли этого тысячелетнего опыта.
Однако, как уже сказано выше, не только у народа должны мы учиться. Второй наш учитель – ребенок. Я, по крайней мере, никогда не дерзнул бы приступить к сочинению моих «Мойдодыров», если бы не попытался дознаться заранее, каковы потребности и вкусы малолетних «читателей», к которым мне предстоит адресоваться со своими стихами, и каков наиболее правильный метод сильнейшего воздействия на их психику.
Нельзя понимать дело так, будто я призываю угодливо приспособляться к ребенку. У нас, повторяю, нет и не может быть права отказываться от обязанности воспитывать его, влиять на него, формировать его личность, но эту обязанность нам только тогда удастся исполнить, если мы досконально изучим умственные навыки ребенка, методы его своеобразного мышления и попытаемся возможно точнее определить для себя, каковы должны быть те литературные формы, которые в данном случае окажутся наиболее действенными.
Конечно, писал я стихи инстинктивно, без оглядки на какие бы то ни было правила. Но в моем подсознании правила эти существовали всегда; они были подсказаны мне самой детворой, я считал их тогда непреложными и верил, что они универсальны, то есть обязательны для всякого автора, пытающегося писать для детей. Ни Маршак, ни Михалков, ни Барто, ни другие мои товарищи по литературному служению детям еще не приступали к работе, и я не мог проверить на их писательской практике правильность моих тогдашних догадок. Теперь я могу сказать, не боясь ошибиться, что хотя творчество этих поэтов внесло в мои «заповеди» ряд коррективов, но в главном и основном оно подтвердило их правильность, поскольку дело идет о стихах для дошкольников младшего и среднего возраста.
II. ОБРАЗНОСТЬ И ДЕЙСТВЕННОСТЬ
О первой заповеди уже было сказано выше. Она заключается в том, что наши стихотворения должны быть графичны, то есть в каждой строфе, а порою и в каждом двустишии должен быть материал для художника, ибо мышлению младших детей свойственна абсолютная образность. Те стихи, с которыми художнику нечего делать, совершенно непригодны для этих детей. Пишущий для них должен, так сказать, мыслить рисунками.
Стихи, печатаемые без рисунков, теряют чуть не половину своей эффективности.
«Мама, покажи!» – кричал ребенок, когда одна из сотрудниц издательства читала ему «Тараканище» в корректурных листах без рисунков. Он чувствовал, что в данном случае зрительный образ и звук составляют органическое целое. А так как детское зрение на первых порах воспринимает не столько качество вещей, сколько их движения, их действия, сюжет поэмы для малых детей должен быть так разнообразен, подвижен, изменчив, чтобы каждые пять-шесть строк требовали новой картинки. Там, где этого нет, детские стихи, так сказать, не работают.
Если, написав целую страницу стихов, вы замечаете, что для нее необходим всего один-единственный рисунок, зачеркните эту страницу как явно негодную. Наибыстрейшая смена образцов – здесь, как мы видели выше, второе правило для детских писателей.
Третье правило заключается в том, что эта словесная живопись должна быть в то же время лирична.
Поэт-рисовальщик должен быть поэтом-певцом.
Ребенку мало видеть тот или иной эпизод, изображенный в стихах: ему нужно, чтобы в этих стихах были песня и пляска.
То есть ему нужно, чтобы они были сродни его собственным стихам-экикикам.
Если же их невозможно ни петь, ни плясать, если в них нет элементов, составляющих главную суть экикик, они никогда не зажгут малолетних сердец.
Чем ближе наши стихи к экикикам, тем сильнее они полюбятся маленьким. Недаром в детском фольклоре всех стран уцелели в течение столетий главным образом песенно-плясовые стихи.
Эта заповедь труднее всех других, так как поэт-рисовальщик почти никогда не бывает поэтом-певцом. Тут две враждебные категории поэтов. Можно ли требовать, чтобы каждый эпизод, изображаемый в стихотворении с графической четкостью, был в то же время воспринят читателями как звонкая песня, побуждающая их к радостной пляске?
Всю трудность этой задачи я вполне сознавал, когда пригашался за сочинение своей первой «поэмы для маленьких». Но мне было ясно, что эта задача – центральная, что без ее решения нельзя и приступать к такой работе. Предстояло найти особенный, лирико-эпический стиль, пригодный для повествования, для сказа и в то же время почти освобожденный от повествовательно-сказовой дикции. Мне кажется, что всякие сказки-поэмы и вообще крупные фабульные произведения в стихах могут дойти до маленьких детей лишь в виде цепи лирических песен – каждая со своим ритмом, со своей эмоциональной окраской.
Речь идет о большой эпопее, которую я и пытался воскресить в нашей детской словесности через семьдесят лет после «Конька-горбунка». Чувствуя, что ее прежние формы, выработанные деревенско-дворянской культурой, уже давно не соответствуют психике наших ребят, я строил все свои «крокодилиады» на основе бойких, быстро сменяющихся, урбанистических, уличных ритмов, избегая монотонной тягучести, которая свойственна деревенскому эпосу.
Вырабатывая форму «Крокодила» (1916), я пытался всячески разнообразить фактуру стиха в соответствии с теми эмоциями, которые этот стих выражает: от хорея переходил к дактилю, от двухстопных стихов – к шестистопным.
Такая подвижность и переменчивость ритма была для меня четвертой заповедью.
III. МУЗЫКА
Пятая заповедь для детских писателей – повышенная музыкальность поэтической речи.
Замечательно, что киники всегда музыкальны. Их музыкальность достигается раньше всего необыкновенной плавностью, текучестью звуков. Дети в своих стихах никогда не допускают того скопления согласных, которое так часто уродует наши «взрослые» стихи для детей. Ни в одном стишке, сочиненном детьми, я никогда не встречал таких жестких, шершавых звукосочетаний, какие встречаются в некоторых книжных стихах. Вот характерная строка из одной поэмы для детей:
Пупс взбешен…
Попробуйте произнести это вслух! Псвзб – пять согласных подряд! И взрослому не выговорить подобной строки, не то что пятилетнему ребенку.
Еще шершавее такая строка некоего ленинградского автора:
Вдруг взгрустнулось…
Это варварское вдругвзгр – непосильная работа для детской гортани.
И больно читать ту свирепую строку, которую сочинила одна поэтесса в Москве:
Ах, почаще б с шоколадом…
Щебсш! Нужно ненавидеть ребят, чтобы предлагать им такие языколомные «щебсши». Не мешало бы сочинителям подобных стихов поучиться у тех малышей, которым они царапают горло своими корявыми щебсшами. Стоит только сравнить два стиха: один, сочиненный ребенком, – «Половина утюга», и другой, сочиненный взрослым, – «Ах, почаще б с шоколадом», чтобы увидеть колоссальное превосходство трехлетних. В «Половине утюга» на семь слогов приходится всего шесть согласных, а в стишке о шоколаде на восемь слогов целых двенадцать согласных.
Конечно, создавая столь благозвучные строки, ребенок заботился не об их красоте, а только о том, чтобы ему было легче выкрикивать их, но именно благодаря этому они так мелодичны и плавны.
Любопытна в этом отношении та переработка стихов, которую незаметно для себя производит ребенок. Она вся направлена к тому, чтобы придать «шершавому» стиху максимальную плавность. Мой знакомый двухлетний мальчик очень любил почему-то стихотворение Пушкина «Черногорцы? что такое?» – и декламировал это стихотворение так:
Тетеготи? то такое? –
то есть устранял все согласные, тормозящие плавное течение стиха. Конечно, и тут сказалась не эстетика, а неразвитая гортань, но ведь именно для этой гортани мы и должны писать свои стихи.
Вы только вслушайтесь в ту благозвучнейшую хореическую песню, которую пела, танцуя, девочка Витя Раммо, еще не достигшая двухлетнего возраста:
Коси мине, коси кой,
Леба куси, леба кой,
Коси баба, коси кой,
Куси паки, куси мой.
Йока куку, шибка кой,
Леба кусяй, шибка кой,
Кока кусяй, шибка кой.
Говорила она в то время отлично, свободно произнося любые сочетания звуков, но, когда дело дошло до стихов, предпочла распределять свои согласные так, чтобы они возможно реже встречались друг с дружкой. За исключением слова «шибка», все остальные слова построены у нее таким образом, что между двумя согласными непременно поставлены гласные.
Вообще в речи ребенка мы нередко замечаем борьбу с согласными, преодоление согласных. Трехлетний Адик Павлов, вместо того чтобы сказать «солнце красно», говорил соне касно (то есть выбрасывал л, ц, р). У Ади Рыбникова слово «дрова» превратилось в дова, слово «смотри» в соти, слово «другой» – в дугой. Нина Златковская говорила пазник, потивный, касивый. Левик Гаврилов говорил пиезжай, а «гром» выговаривал гом.
Замечательны меры, которые принимала двухлетняя Алена Полежаева, для того чтобы этого скопления не было. Ее мать сообщает о ней: когда рядом в слове встречаются две согласные, Аленушка ставит между ними гласную:
– Птичка – патичка, кто – кито, где – гиде.
Точно такой же прием «разукрупнения» согласных при помощи добавочных гласных подметила у своей дочери Майки ленинградская жительница Инна Борисова: «Я сикушила кашику», «я гуляю си бабушкой».
При помощи такого приема Майя (одного года десяти месяцев) избегала неудобных для нее звукосочетаний: ск, шк, сб.
Сочиняя детские стихи, я старался, насколько у меня хватало умения, считаться с этим отчетливо выраженным требованием малых ребят.
IV. РИФМЫ. – СТРУКТУРА СТИХОВ
Шестое правило было подробно изложено на предыдущих страницах. Оно заключается в том, что рифмы в стихах для детей должны быть поставлены на самом близком расстоянии одна от другой.
Читатели этой книжки могли убедиться, что почти во всех стихотворениях, сочиненных малыми детьми, рифмы находятся в ближайшем соседстве. Ребенку гораздо труднее воспринимать те стихи, рифмы которых не смежны.
Седьмое правило заключается в том, что те слова, которые служат рифмами в детских стихах, должны быть главными носителями смысла всей фразы. На них должна лежать наибольшая тяжесть семантики.
Так как благодаря рифме эти слова привлекают к себе особенное внимание ребенка, мы должны дать им наибольшую смысловую нагрузку. Это правило я считаю одним из важнейших и пытаюсь не нарушать ни при каких обстоятельствах. И часто делаю опыты со своими и чужими стихами: прикрываю ладонью левую половину страницы и пытаюсь по одной только правой, то есть по той, где сосредоточены рифмы, догадаться о содержании стихов. Если мне это не удается, стихи подлежат исправлению, так как в таком виде они до детей не дойдут.
Восьмое правило заключается в том, что каждая строка детских стихов должна жить своей собственной жизнью и составлять отдельный организм.
Иными словами, каждый стих должен быть законченным синтаксическим целым, потому что у ребенка мысль пульсирует заодно со стихом: каждый стих в экикиках – самостоятельная фраза и число строк равняется числу предложений. (Этой своей особенностью стихи для детей очень близки к народным стихам.).
Две строки – два предложения:
Твоя мама из дворян,
А отец из обезьян.
Шесть строк – шесть предложений:
Мама умная была
И меня не посекла!
Ай, люли, люли, люли!
Ты меня всегда люби!
Я теперь тебя люблю.
Не кап-риз-ни-ча-ю!
У детей постарше каждое предложение может замыкаться не в одну, а в две строки, но за эти границы уже никогда не выходит. Вот стихи девятилетней Ирины:
1) Мы с Чукошею вдвоем
За калошами идем.
2) Купим, купим мы калоши
Для себя и для Чукоши.
Поэтому длинные стихи для детей чаще всего состоят из двустиший. В сущности, пушкинский «Салтан» и ершовский «Конек-горбунок» по своей структуре являют собой целую цепь экикик, большинство которых не превышает двух строк. И Пушкин и Ершов свои сказки писали главным образом «двояшками». Вот типичный отрывок из Пушкина:
1) В синем небе звезды блещут,
В синем море волны хлещут; (Пауза.)
2) Туча по небу идет,
Бочка по морю плывет. (Пауза.)
3) Словно горькая вдовица,
Плачет, бьется в ней царица; (Пауза.)
4) И растет ребенок там
Не по дням, а по часам. (Пауза.)
5) День прошел, царица вопит…
А дитя волну торопит: (Пауза.)
6) «Ты, волна моя, волна,
Ты гульлива и вольна; (Пауза.)
7) Плещешь ты, куда захочешь,
Ты морские камни точишь, (Пауза.)
8) Топишь берег ты земли,
Подымаешь корабли – (Пауза.)
9) Не губи ты нашу душу:
Выплесни ты нас на сушу!» (Пауза.)
После каждой «двояшки» – пауза. Восемнадцать строк – девять пауз и девять «двояшек», причем в большинстве случаев каждая «двояшка» есть самостоятельная фраза.
Стихи эти написаны не для детей. Пушкин, создавая свои сказки, ориентировался на фольклорную дикцию взрослых. Но благодаря близости народного поэтического мышления к детскому пушкинская сказка с давнего времени прочно вошла в обиход малышей, и ее структура является для нас образцом.
Никаких внутренних пауз детские стихи не допускают, иначе будет нарушен напев. Во всех известных мне стихотворениях, сочиненных малыми детьми, я нашел только один перенос – да и то очень слабый, – один-единственный случай вытеснения фразы за пределы двустишия:
Воробейко поскакал,
На ходу он уплетал
Крошки хлеба, что ему
Я в окошечко даю.
Эти строки сочинил Ваня Ф., четырех с половиною лет.
Они в моих глазах есть одно из редкостных нарушений общего незыблемого правила, которое заключается в том, что каждый стих, сочиненный ребенком, целостен, замкнут сам в себе, неделим.
ОТКАЗ ОТ ЭПИТЕТОВ. РИТМИКА
Выше было сказано, что детское зрение чаще всего воспринимает не качество, а действие предметов. Отсюда девятая заповедь для детских писателей: не загромождать своих стихов прилагательными.
Стихи, которые богаты эпитетами, – стихи не для малых, а для старших детей.
В стихах, сочиненных детьми младшего возраста, почти никогда не бывает эпитетов. И это понятно, потому что эпитет есть результат более или менее длительного ознакомления с вещью. Это плод опыта, созерцания, исследования, совершенно недоступного маленьким детям.
Сочинители детских стихов часто забывают об этом и перегружают их огромным числом прилагательных. Талантливая Мария Пожарова дошла до того, что в своих «Солнечных зайчиках» чуть не каждую страницу наполнила такими словами, как зыбколистный, белоструйный, тонкозвучный, звонкостеклянный, беломохнатый, багрянозолотой, и, конечно, все это для детей мертвечина и скука.
Потому что маленького ребенка по-настоящему волнует в литературе лишь действие, лишь быстрое чередование событий. А если так, то побольше глаголов и возможно меньше прилагательных! Я считаю, что во всяком стишке для детей процентное отношение глаголов к именам прилагательным есть один из лучших и вполне объективных критериев приспособленности данного стишка к психике малых детей.
Поучителен в этом отношении Пушкин: в своей «Сказке о царе Салтане» он на 740 глаголов дал только 235 прилагательных, между тем как в его поэме «Полтава» (в первой песне) число глаголов даже меньше числа прилагательных: на 279 глаголов – 281 прилагательное.
Тяготение ребенка к глаголу отмечено в науке давно. Канадский профессор Фредерик Трэси в своей «Психологии детства» (1893) подсчитал, что в словаре у малышей (от 19 до 28 месяцев) глаголы составляют 20 процентов всех слов, в то время как у взрослого их только 11, то есть почти вдвое меньше.
Вот таблица, приводимая Трэси:
У ребенка У взрослого
Имен прилагательных 9% 22%
Имен существительных 60% 60%
Глаголов 20% 11%
Таблица едва ли правильная, так как многие существительные в речи ребенка являются по своей сути односложными предложениями, где на первом месте – глагол. Когда маленький ребенок кричит, например, «динь-динь», это может значить: «дай мне позвонить колокольчиком!», или «колокольчик звонит!», или «мне очень нравится звон колокольчика», или «подними меня вверх к колокольчику!» – и мало ли что еще. В каждом таком «динь-динь» подразумевается непроизнесенный глагол.
Предмет как таковой, вне своих динамических функций, гораздо реже фигурирует в речи ребенка, чем это было принято думать, когда Трэси составлял таблицу.
Поэтому Трэси был бы более прав, если бы составил для детского словаря примерно такую таблицу:
Существительных 20%
Существительных, имеющих характер глагола (или сопряженных с глаголом) 53%
Глаголов 20%
Прилагательных 7%
Такая таблица была бы ближе к истине, потому что в речи двухлетнего ребенка скрытых и явных глаголов приблизительно 50-60%, а чистых прилагательных в девять раз меньше. Ошибка Трэси заключается в том, что он отнесся к грамматическим категориям слишком формально. Но общие выводы его вполне справедливы: идеи, которые играют в уме ребенка наиболее значительную роль и которые ребенок чаще всего выражает словами, суть идеи действий, а не состояний, – движений, а не качеств и свойств.
По утверждению немецких исследователей Клары и Вильгельма Штерн (1907), в речи ребенка сперва преобладают существительные, потом глаголы и лишь потом прилагательные. Штерны приводят такие наблюдения над одной маленькой девочкой: когда ей был год и три месяца, 100 процентов ее словаря составляли имена существительные; через пять месяцев они составляли всего 78 процентов, а глаголов было 22 процента; еще через три месяца существительных оказалось всего 63 процента, глаголов 23 и остальных частей речи (в том числе и прилагательных) 14 процентов.
Эта схема грешит таким же формальным подходом к грамматике, как и схема профессора Трэси, но общая тенденция языкового развития детей в ней отмечена верно: ребенок в первые годы своего бытия так глубоко равнодушен к свойствам и формам предметов, что прилагательные долго являются наиболее чуждой ему категорией речи.
Любовь к прилагательным свойственна (да и то в малой мере) только книжным, созерцательно настроенным детям, а ребенок, проявляющий активное отношение к жизни, строит почти всю свою речь на глаголах. Поэтому «Мойдодыра» я сверху донизу наполнил глаголами, а прилагательным объявил беспощадный бойкот и каждой вещи, которая фигурирует в этих стихах, придал максимальное движение:
Одеяло
Убежало,
Улетела простыня,
И подушка,
Как лягушка,
Ускакала от меня.
Ибо только такая, только «глагольная» речь по-настоящему дойдет до ребенка.
Конечно, все изложенное в этой главе относится лишь к самым маленьким детям. Когда дети становятся старше, ни в чем так наглядно не сказывается созревание их психики, как именно в увеличении числа прилагательных, которыми обогащается их речь.
И.Адамиан пишет мне по этому поводу: «Вы говорите, что у детей больше тяготения к глаголу, чем к прилагательному. Мне кажется, что ваш вывод правилен лишь отчасти, ибо, насколько я заметил, в лексиконе девочек преобладают прилагательные, а в лексиконе мальчиков – глаголы. Вообще, по моим случайным и отрывочным наблюдениям, девочки больше обращают внимание на определенное свойство предметов (у куклы розовый бантик, зеленое то-то и т.п.), а мальчики – на действие (паровоз свистит и т.п.). Интересно было бы произвести опыт: написать рассказ с одинаковым количеством прилагательных и глаголов и прочесть детям обоего пола, а затем заставить их повторить. Возможно, что результат ряда таких опытов подтвердит правильность моих наблюдений». Мне кажется, что догадка тов. Адамиана верна лишь в отношении старших детей. Младшим же – и мальчикам и девочкам – одинаково чуждо большинство прилагательных. Между тем, как уже сказано выше, речь идет исключительно о литературе для младшего возраста. Форма произведений, предназначенных для более старших, должна быть иной.
Десятая заповедь заключается в том, что преобладающим ритмом ребячьих стихов должен быть непременно хорей. Об этом было сказано выше, на стр. 626-634.
ИГРОВЫЕ СТИХИ
Одиннадцатая заповедь для детских писателей заключается в том, что их стихи должны быть игровыми, так как, в сущности, вся деятельность младших и средних дошкольников, за очень небольшими исключениями, выливается в форму игры.
«Ребенок, – говорит М.Горький, – до десятилетнего возраста требует забав, и требование его биологически законно. Он хочет играть, он играет всем и познает окружающий его мир прежде всего и легче всего в игре, игрой. Он играет и словом и в слове. Именно на игре словом ребенок учится тонкостям родного языка, усваивает музыку его и то, что филологи называют «духом языка».
Конечно, есть отличные стихи для детей, не имеющие отношения к игре; все же нельзя забывать, что детские народные стишки, начиная от бабушкиных «Ладушек» и кончая «Караваем», чаще всего являются порождением игры.
Вообще почти каждую свою тему поэт, пишущий для младших дошкольников, должен воспринимать как игру. Тот, кто не способен играть с малышами, пусть не берется за сочинение детских стихов.
Но дети не ограничиваются играми этого рода. Они, как мы видели, играют не только вещами, но и произносимыми звуками. Эти звуковые и словесные игры, очевидно, чрезвычайно полезны, так как в фольклоре детей всего мира они занимают заметное место. Даже когда ребенок становится старше, у него часто возникает потребность потешиться и поиграть словами, так как он не сразу привыкнет к тому, что слова выполняют только деловую, коммуникативную функцию. Разные словесные игрушки все еще привлекают его, как привлекают куклы многих девочек, давно уже вышедших из «кукольного» возраста.
Вспомним наши русские потешки, созданные уже в школьной среде:
«Императрина Екатерица заключила перетурие с мирками».
«Челодой моловек! Не камняйтесь бросами, а то режиком заножу, будешь дрыжками ногать».
Дошкольнику такие словесные игрушки еще больше нужны, так как пользование ими всегда знаменует, что ребенок уже вполне овладел правильными формами слов. Это видно уже из того, что отклонение от правильных форм он воспринимает как нечто забавное.
Взрослые, кажется, никогда не поймут, чем привлекательны для малых ребят такие, например, незатейливые деформации слов, которые я позаимствовал в английском фольклоре:
Жила-была мышка Мауси
И вдруг увидала Котауси.
У Котауси злые глазауси
И злые-презлые зубауси.
Подбежала Котауси к Мауси
И замахала хвостауси:
– Ах, Мауси, Мауси, Мауси,
Подойди ко мне, милая Мауси!
Я спою тебе песенку, Мауси,
Чудесную песенку, Мауси!
Но ответила умная Мауси:
– Ты меня не обманешь, Котауси!
Вижу злые твои глазауси
И злые-презлые зубауси!
Так ответила умная Мауси
И скорее бегом от Котауси!
Дети именно потому и смеются, что правильные формы этих слов уже успели утвердиться в их сознании.
Мою песенку очень бранили в печати за «коверкание родного языка». Критики предпочитали не знать, что такое «коверкание» с незапамятных времен практикуется русским фольклором и узаконено народной педагогикой. Вспомним хотя бы известную сказку «Звери в яме», где несколько раз повторяются в различных вариантах такие стихи:
Медведь-медведухно – имечко хорошее.
Лиса-олисава – имечко хорошее,
Волк-волчухно – имечко хорошее,
Петух-петушихно – имечко хорошее,
Кура-окурова – имя худое.
Почему же, спрашивается, всевозможные человеки в футлярах нещадно преследуют подобные словесные игры, столь необходимые детям в процессе их языкового развития?
С великим удовольствием я вспоминаю, как яростно встретили леваки-педагоги мои игровые стишки о лягухах, впервые увидавших черепаху:
И они закричали от страха:
– Это Че!
– Это Ре!
– Это Паха!
– Это Чечере… папа… папаха…
Покойный академик Игорь Грабарь сообщил мне, что в детстве ему, как и всем его товарищам-сверстникам, очень нравилась такая вариация басни «Мартышка и очки»:
ОЧКИШКА И МАРТЫ
Старишка в мартости глаза слабами стала,
А у слухей она людала…
Весело и озорно, совсем по-детски увлекался такой словесной игрой молодой поэт Даниил Хармс. Нужно было видеть, каким восторгом встречали они своего любимого автора, когда он читал им с эстрады:
А вы знаете, что у,
А вы знаете, что па,
А вы знаете, что пы,
Что у папы моего
Было сорок сыновей?
И дальше:
А вы знаете, что на,
А вы знаете, что не,
А вы знаете, что бе,
Что на небе
Вместо солнца
Скоро будет колесо?
и т.д.
Совсем по-другому, но так же аппетитно и весело играет он словом «четыре» в своей последней книжке «Миллион»:
Раз, два, три, четыре,
И четыре на четыре,
И четырежды четыре,
И потом еще четыре.
Одним из лучших памятников его словесной игры останется «Иван Иваныч Самовар», где всему повествованию придана такая смехотворно однообразная (и очень детская) форма:
Самовар Иван Иваныч,
На столе Иван Иваныч,
Золотой Иван Иваныч
Кипяточку не дает,
Опоздавшим не дает,
Лежебокам не дает.
Такие же игровые стихи создал в свое время поэт Александр Введенский. Особенно было популярно в детской среде его шуточное стихотворение «Кто?»:
Дядя Боря говорит,
Что
Оттого он так сердит,
Что
Кто-то на пол уронил
Банку, полную чернил,
И оставил на столе
Деревянный пистолет,
Жестяную дудочку
И складную удочку.
Может, это серый кот
Виноват?
Или это черный пес
Виноват?
и т.д.
С таким же озорством Наталья Кончаловская изобрела такие небывалые овощи:
Показал садовод
Нам такой огород,
Где на грядках, засеянных густо,
Огурбузы росли,
Помидыни росли,
Редисвекла, чеслук и репуста,
Сельдерошек поспел
И моркофель дозрел,
Стал уже осыпаться спаржовник,
А таких баклачков
Да мохнатых стручков
Испугался бы каждый садовник.
Я не говорю, что детские писатели все, как один, должны сплошь заниматься такими словесными играми, забыв о других воспитательных и литературных задачах (это было бы ужасно и привело бы к деградации детской поэзии), я только хочу, чтобы наконец была признана педагогическая целесообразность и ценность литературного жанра, который недаром так богато представлен в устной народной поэзии (см. главу «Лепые нелепицы»).
Мастером этого жанра был С.Я.Маршак. Его знаменитое четверостишие о вагоновожатом словно затем и написано, чтобы разъярять скудоумных филистеров и восхищать детвору:
Глубокоуважаемый
Вагоноуважатый!
Вагоноуважаемый
Глубокоуважатый.
VII. ПОСЛЕДНИЕ ЗАПОВЕДИ
Итак, мы видим, что стихи для детей нужно писать каким-то особенным способом – иначе, чем пишутся другие стихи. И мерить их нужно особенной меркой. Не всякий даже даровитый поэт умеет писать для детей.
Такие, например, великаны, как Тютчев, Баратынский и Фет, несомненно потерпели бы в этой области крах, так как приемы их творчества враждебны по самому своему существу тем приемам, которые обязательны для детских поэтов.
Но отсюда не следует, что детский поэт, угождая потребностям малых детей, имеет право пренебречь теми требованиями, которые предъявляют к поэзии взрослые.
Нет, чисто литературные достоинства детских стихов должны измеряться тем же самым критерием, каким измеряются литературные достоинства всех прочих стихов.
По мастерству, по виртуозности, по техническому совершенству стихи для советских детей должны стоять на той же высоте, на какой стоят стихи для взрослых.
Не может быть такого положения, при котором плохие стихи оказались бы хороши для детей.
В сущности, совершается злое и вредное дело: вместо того чтобы подготовлять детей к восприятию гениальных поэтов, их систематически отравляют безграмотной и бездарной кустарщиной, убивающей в них то горячее чувство стиха, которое сказалось в экикиках.
Итак, двенадцатая заповедь для детских поэтов: не забывать, что поэзия для маленьких должна быть и для взрослых поэзией!
Вот и все полезные заповеди, озвученные Чуковским. Похоже, что они подходят и для истинно русской, былинной поэзии. Собственно они оттуда и взяты и озвучены Чуковским.
-
- Сообщения: 104
- Зарегистрирован: 27.10
Пестование — это целый процесс настройки родителей на биоритмы ребенка и настройки ребенка на биополе Земли.
В древности детей не воспитывали
Опубликовал: Лада Ра от 11 лютеня / февраля 2013
Пестование — это целый процесс настройки родителей на биоритмы ребенка и настройки ребенка на биополе Земли. Оказывается, все старославянские “игры для самых маленьких” (типа “сороки-вороны”, “трех колодцев”, “ладушек”) — и не игры вовсе, а лечебные процедуры на базе акупунктуры.
Пока в столицах разрабатывают “новоавторские” или заимствуют западные методики, провинция возвращается к истокам. О том, как правильно “пестовать” малышей, чтобы росли здоровыми и сильными, рассказала начальник отдела семейного воспитания самарского центра Елена БАКУЛИНА. То, что хорошо для младенца, иногда может помочь и взрослому. Попробуйте.
Пестование
Если вы ребенка просто пеленаете, моете и кормите — это вы за ним ухаживаете. Если вы говорите при этом нечто вроде: “Ах ты мой сладкий! Давай-ка эту ручку сюда, а вот эту — в рукавчик. А теперь мы наденем памперс” — это вы его воспитываете: ибо человек должен знать, что его любят, с ним общаются и вообще пора когда-нибудь начать разговаривать
А вот если вы, умывая дитятю, произносите пестушку вроде:
Водичка, водичка,
Умой мое личико -
Чтоб глазки блестели,
Чтоб щечки горели,
Чтоб смеялся роток,
Чтоб кусался зубок.
А делая массаж или зарядку, приговариваете:
Потягушки-потягунюшки,
Поперек толстунюшки.
Ноженьки — ходунюшки,
Рученьки — хватунюшки.
В роток — говорок,
А в головку — разумок…
Так вот, если вы пичкаете ребеночка этими приговорками-пестушками, то вы устанавливаете ритм, включаетесь в общий энергетический поток земли. На земле все подчинено определенным ритмам: дыхание, кровообращение, выработка гормонов… День и ночь, лунные месяцы, приливы и отливы. Каждая клеточка работает в своем ритме. На том, кстати, и строятся заговоры от болезней: ведуны ловят “здоровый ритм” и подстраивают под него больной орган. Так что на каждую болячку — свой стих. Современный городской человек из природных ритмов выбит, он отгораживается от них, а бунтующий организм успокаивает таблетками.
✔Сорока-ворона
На ладошках и на стопах есть проекции всех внутренних органов. И все эти “бабушкины сказки” — не что иное, как массаж в игре.
Круговые движения взрослым пальцем по детской ладони в игре “Сорока-ворона кашу варила, деток кормила” стимулируют работу желудочно-кишечного тракта у малыша.
На центре ладони — проекция тонкого кишечника; отсюда и надо начинать массажик. Затем увеличивайте круги — по спирали к внешним контурам ладони: так вы “подгоняете” толстый кишечник (текст надо произносить не торопясь, разделяя слоги). Закончить “варить кашу” надо на слове “кормила”, проведя линию от развернувшейся спирали между средним и безымянным пальцами: здесь проходит линия прямой кишки (кстати, регулярный массаж между подушечками среднего и безымянного пальцев на собственной ладони избавит вас от запоров).
Дальше — внимание! Все не так просто. Описывая работу “сороки-вороны” на раздаче этой самой каши деткам, не стоит халтурить, указывая легким касанием “этому дала, этому дала…” Каждого “детку”, то есть каждый пальчик вашего младенца надо взять за кончик и слегка сжать. Сначала мизинчик: он отвечает за работу сердца. Потом безымянный — для хорошей работы нервной системы и половой сферы. Массаж подушечки среднего пальца стимулирует работу печени; указательного — желудка. Большой палец (которому “не дала, потому что кашу не варил, дрова не рубил — вот тебе!”) не случайно оставляют напоследок: он ответственен за голову, сюда же выходит и так называемый “легочный меридиан”. Поэтому большой пальчик недостаточно просто слегка сжать, а надо как следует “побить”, чтобы активизировать деятельность мозга и провести профилактику респираторных заболеваний.
Кстати, эта игра совершенно не противопоказана и взрослым. Только вы уж сами решайте, какой пальчик нуждается в максимально эффективном массаже.
✔Ладушки
Психологи, и неврологи утверждают , что мозговая деятельность соотносится с мелкой моторикой (мелкими движениями пальцев). Так что вполне вероятно, что, если ладошка научится раскрываться, то и головка активнее начнет работать.
Тонус мышц и быстрое раскрытие ладошки легче всего нарабатываются при прикосновении к круглой поверхности… К собственной ладошке, к голове или к маминой руке. Для того, должно быть, славянские волхвы и придумали игру в “ладушки”.
- Ладушки, — говорите вы, — ладушки. — И выпрямляете пальчики малыша на своей ладони.
- Где были? У бабушки!- соедините его ручки ладошка к ладошке.
- Что ели? Кашку! — хлопнули в ладоши.
- Пили простоквашку! — еще раз.
- Кыш, полетели, на головку сели! — это самый важный момент: малыш прикасается к своей голове, раскрывая ладонь на круглой поверхности.
Понятно вам теперь, почему игра называется “ладушки”? Да потому что она налаживает работу детского организма. И, спорим, вы никогда не задумывались о происхождении слова “ладонь”? Центр наладки!
✔ Три колодца
Это, пожалуй, самая забытая из “лечебных игр”. Тем не менее она — самая важная (если, конечно, вы не намерены с детства начать пичкать своего потомка антибиотиками).
Игра строится на “легочном меридиане” — от большого пальца до подмышки. Начинается с поглаживания большого пальца:
- Пошел Ивашка за водою и встретил деда с бородою. Тот показал ему колодцы…
Дальше следует слегка надавить на запястье, прямо на точку пульса:
- Здесь вода холодная, — нажав на эту точку, мы активизируем иммунную систему. Профилактика простуды.
Теперь проведите пальцем по внутренней поверхности руки до локтевого сгиба, надавите на сгиб:
- Здесь вода теплая, — мы регулируем работу легких.
Пошли дальше, вверх по руке до плечевого сустава. Чуть-чуть нажмите на него (мы почти закончили “массаж легких”):
- Здесь вода горячая…
- А тут кипяток! — Пощекочите карапуза под мышкой. Он засмеется — а это само по себе хорошее дыхательное упражнение.
Начинайте прямо сейчас. Такие игры весьма кстати: и развлечение, и профилактика от гриппа.
Елена Бакулина
http://vk.com/roditeli_i
А я играю со своими детьми так: Сорока-ворона кашу варила (делаю круговые движения на ладони), на огонь становила, ложкой мешала, соль добавляла ( показываю как будто сыплю из щепотки соль на ладонь), с огня снимала, студила (дую на ладонь), на крыльцо становила, деток кормила. Этому дала ложку, этому – поварежку, этому – чашку, этому – корчашку, а ты, мальчик мал в лес не ходил, дрова не рубил, печь не топил, воду не носил и кашку не получил. А ну быстро иди за водой! Здесь водичка холодная, здесь – теплая, здесь – горячая, здесь – кипяточек, здесь – локоточек (при этом трогаю локоть, чуть приподнимая руку ребеночка, чтоб удобнее щикотать было :)), а здесь – щикоточек –щикоточек!!!
Наверное, современным городским детям будут непонятны как некоторые слова, так и некоторые реалии потешки (зачем, например, для того чтобы сварить кашу надо идти в лес, рубить дрова, топить печь и носить воду). Так это повод поговорить о быте русского народа в прошлом (года в 3-4 ребенок способен это воспринять).
http://www.perunica.ru/zdoroviemal/6962 ... yvali.html
Опубликовал: Лада Ра от 11 лютеня / февраля 2013
Пестование — это целый процесс настройки родителей на биоритмы ребенка и настройки ребенка на биополе Земли. Оказывается, все старославянские “игры для самых маленьких” (типа “сороки-вороны”, “трех колодцев”, “ладушек”) — и не игры вовсе, а лечебные процедуры на базе акупунктуры.
Пока в столицах разрабатывают “новоавторские” или заимствуют западные методики, провинция возвращается к истокам. О том, как правильно “пестовать” малышей, чтобы росли здоровыми и сильными, рассказала начальник отдела семейного воспитания самарского центра Елена БАКУЛИНА. То, что хорошо для младенца, иногда может помочь и взрослому. Попробуйте.
Пестование
Если вы ребенка просто пеленаете, моете и кормите — это вы за ним ухаживаете. Если вы говорите при этом нечто вроде: “Ах ты мой сладкий! Давай-ка эту ручку сюда, а вот эту — в рукавчик. А теперь мы наденем памперс” — это вы его воспитываете: ибо человек должен знать, что его любят, с ним общаются и вообще пора когда-нибудь начать разговаривать
А вот если вы, умывая дитятю, произносите пестушку вроде:
Водичка, водичка,
Умой мое личико -
Чтоб глазки блестели,
Чтоб щечки горели,
Чтоб смеялся роток,
Чтоб кусался зубок.
А делая массаж или зарядку, приговариваете:
Потягушки-потягунюшки,
Поперек толстунюшки.
Ноженьки — ходунюшки,
Рученьки — хватунюшки.
В роток — говорок,
А в головку — разумок…
Так вот, если вы пичкаете ребеночка этими приговорками-пестушками, то вы устанавливаете ритм, включаетесь в общий энергетический поток земли. На земле все подчинено определенным ритмам: дыхание, кровообращение, выработка гормонов… День и ночь, лунные месяцы, приливы и отливы. Каждая клеточка работает в своем ритме. На том, кстати, и строятся заговоры от болезней: ведуны ловят “здоровый ритм” и подстраивают под него больной орган. Так что на каждую болячку — свой стих. Современный городской человек из природных ритмов выбит, он отгораживается от них, а бунтующий организм успокаивает таблетками.
✔Сорока-ворона
На ладошках и на стопах есть проекции всех внутренних органов. И все эти “бабушкины сказки” — не что иное, как массаж в игре.
Круговые движения взрослым пальцем по детской ладони в игре “Сорока-ворона кашу варила, деток кормила” стимулируют работу желудочно-кишечного тракта у малыша.
На центре ладони — проекция тонкого кишечника; отсюда и надо начинать массажик. Затем увеличивайте круги — по спирали к внешним контурам ладони: так вы “подгоняете” толстый кишечник (текст надо произносить не торопясь, разделяя слоги). Закончить “варить кашу” надо на слове “кормила”, проведя линию от развернувшейся спирали между средним и безымянным пальцами: здесь проходит линия прямой кишки (кстати, регулярный массаж между подушечками среднего и безымянного пальцев на собственной ладони избавит вас от запоров).
Дальше — внимание! Все не так просто. Описывая работу “сороки-вороны” на раздаче этой самой каши деткам, не стоит халтурить, указывая легким касанием “этому дала, этому дала…” Каждого “детку”, то есть каждый пальчик вашего младенца надо взять за кончик и слегка сжать. Сначала мизинчик: он отвечает за работу сердца. Потом безымянный — для хорошей работы нервной системы и половой сферы. Массаж подушечки среднего пальца стимулирует работу печени; указательного — желудка. Большой палец (которому “не дала, потому что кашу не варил, дрова не рубил — вот тебе!”) не случайно оставляют напоследок: он ответственен за голову, сюда же выходит и так называемый “легочный меридиан”. Поэтому большой пальчик недостаточно просто слегка сжать, а надо как следует “побить”, чтобы активизировать деятельность мозга и провести профилактику респираторных заболеваний.
Кстати, эта игра совершенно не противопоказана и взрослым. Только вы уж сами решайте, какой пальчик нуждается в максимально эффективном массаже.
✔Ладушки
Психологи, и неврологи утверждают , что мозговая деятельность соотносится с мелкой моторикой (мелкими движениями пальцев). Так что вполне вероятно, что, если ладошка научится раскрываться, то и головка активнее начнет работать.
Тонус мышц и быстрое раскрытие ладошки легче всего нарабатываются при прикосновении к круглой поверхности… К собственной ладошке, к голове или к маминой руке. Для того, должно быть, славянские волхвы и придумали игру в “ладушки”.
- Ладушки, — говорите вы, — ладушки. — И выпрямляете пальчики малыша на своей ладони.
- Где были? У бабушки!- соедините его ручки ладошка к ладошке.
- Что ели? Кашку! — хлопнули в ладоши.
- Пили простоквашку! — еще раз.
- Кыш, полетели, на головку сели! — это самый важный момент: малыш прикасается к своей голове, раскрывая ладонь на круглой поверхности.
Понятно вам теперь, почему игра называется “ладушки”? Да потому что она налаживает работу детского организма. И, спорим, вы никогда не задумывались о происхождении слова “ладонь”? Центр наладки!
✔ Три колодца
Это, пожалуй, самая забытая из “лечебных игр”. Тем не менее она — самая важная (если, конечно, вы не намерены с детства начать пичкать своего потомка антибиотиками).
Игра строится на “легочном меридиане” — от большого пальца до подмышки. Начинается с поглаживания большого пальца:
- Пошел Ивашка за водою и встретил деда с бородою. Тот показал ему колодцы…
Дальше следует слегка надавить на запястье, прямо на точку пульса:
- Здесь вода холодная, — нажав на эту точку, мы активизируем иммунную систему. Профилактика простуды.
Теперь проведите пальцем по внутренней поверхности руки до локтевого сгиба, надавите на сгиб:
- Здесь вода теплая, — мы регулируем работу легких.
Пошли дальше, вверх по руке до плечевого сустава. Чуть-чуть нажмите на него (мы почти закончили “массаж легких”):
- Здесь вода горячая…
- А тут кипяток! — Пощекочите карапуза под мышкой. Он засмеется — а это само по себе хорошее дыхательное упражнение.
Начинайте прямо сейчас. Такие игры весьма кстати: и развлечение, и профилактика от гриппа.
Елена Бакулина
http://vk.com/roditeli_i
А я играю со своими детьми так: Сорока-ворона кашу варила (делаю круговые движения на ладони), на огонь становила, ложкой мешала, соль добавляла ( показываю как будто сыплю из щепотки соль на ладонь), с огня снимала, студила (дую на ладонь), на крыльцо становила, деток кормила. Этому дала ложку, этому – поварежку, этому – чашку, этому – корчашку, а ты, мальчик мал в лес не ходил, дрова не рубил, печь не топил, воду не носил и кашку не получил. А ну быстро иди за водой! Здесь водичка холодная, здесь – теплая, здесь – горячая, здесь – кипяточек, здесь – локоточек (при этом трогаю локоть, чуть приподнимая руку ребеночка, чтоб удобнее щикотать было :)), а здесь – щикоточек –щикоточек!!!
Наверное, современным городским детям будут непонятны как некоторые слова, так и некоторые реалии потешки (зачем, например, для того чтобы сварить кашу надо идти в лес, рубить дрова, топить печь и носить воду). Так это повод поговорить о быте русского народа в прошлом (года в 3-4 ребенок способен это воспринять).
http://www.perunica.ru/zdoroviemal/6962 ... yvali.html
-
- Сообщения: 18
- Зарегистрирован: 15.05
Re: Колыбельные песни и массовая культурка.
Колыбельная для мамы
Мама, поющая ребенку колыбельную…
Какой трогательный, вечный образ! И поэты, и художники, и даже кинематографисты не в силах пройти мимо этой завораживающей картины. Каждый из них во все времена готов бесконечно воспевать и окрашивать в свои тона нетленность мотива колыбельной… Все очень органично, если речь идет о веке минувшем или еще более ранних временах, а мам сегодняшнего дня мы плохо представляем себе за колыбельными.
И дело совсем не в том, что декорации поменялись, или ритм времени другой, или мамы не поют, скромно прячась в молчание и не соперничая с певицами «его величества телевизора». Мамы сейчас просто отличные! И знают цену своему материнству, своей женственности. Пусть весь мир шагает к унисексу семимильными шагами, современное материнство все же на очень высоком подъеме!
Но, чтобы успешно петь колыбельную, нужно постичь некую тонкость, настроить почти неосязаемый механизм самой подачи колыбельной. Раньше девочки этому учились с голоса на голос, но цепочка материнской преемственности прервалась за очередным поворотом социального эксперимента. Нам нужно сделать несколько шажочков назад, чтобы ее подхватить заново. Практическое материнство все-таки отличается от любого, даже самого дотошного теоретического исследовательского фольклорного труда. И колыбельная, уловленная и сохраненная самым высококвалифицированным этнографом, не совсем ежедневный материнский опыт.
С одной стороны, у нас дух захватывает от педагогической емкости и мудрости пришедших в книгу колыбельных.
Баю-бай! Баю-бай! Баю-побаюшки!
Спи-тко теплая сугрева,
Отцу-матери замена;
Вырастешь большой –
Будешь хороший и баской,
Станешь в людушки ходить,
Станешь денежки носить,
Станешь работку работать,
Станешь пашенку пахать.
И, с другой стороны, трудно признаться себе в том, что почему-то именно у нас, это пение не работает… Дети не засыпают… А мы признаемся… и задумаемся. И тогда-то, в чуть приоткрытую дверь, робко заглянет истина. Колыбельная - не для ребенка. Колыбельная поется мамой для самой себя, а малыш находится рядом и свидетельствует этот момент. Это себя мама воспитывает, соборует на свое материнство, а ребеночек косвенно улавливает мамины чаяния.
Мама не затевает вечерний концерт из чудесных песен (их слушать можно часами, но при этом не засыпать). Мама процеживает узеньким звуком, отрешенной интонацией, в тишине и покое свои мысли о прожитом дне, о своей драгоценной заботушке - дитяте, о здоровье всей семьи, о том, сколько ей надо успеть, подумать, ухватить вовремя. И дела на завтра, и на следующий годок, и,… «когда вырастешь большая, станем замуж отдавать». Мама молится.
Нам нужно время, чтобы собраться с мыслями. Слушает колыбельные тот ребенок, чья мама располагает этим досугом — отдохнуть и подумать. В момент пения мама никуда не торопится, не разменивает драгоценное засыпание ребенка на «усни поскорей, а я потом сделаю…». Она вся здесь, с ребенком и она вся – МАТЬ.
Если у мамы такой сокровенной минутки нет – нет и колыбельной. Можно всех уложить спать и раскрыть ежедневник, можно доверить все планы компьютеру, можно дождаться пришедшего с работы мужа и подумать на два голоса. А можно все пропеть колыбельной песней, без победительных эмоций. Оглядеть себя, детей и мужа - само всплывет действительно важное, отсеется пустое.
А ребенок, безошибочно поймав суть материнской неусыпной опеки, отойдет к снам. Его не развлекают, его просто держат у сердца в этот момент.
Мотивы самые простые (из двух-трех тонов), и безыскусно уложенный ритм слов нашего певчего дневника - все работает на засыпание, если маме удается искренность к себе самой. Порой обстоятельства таковы, что мама сама от себя что-то прячет, а голос это выдает. И ребенок беспокоится, не засыпает. Вот тогда маме приходится собраться с силами и в колыбельной, как на духу, очертить проблему и смириться с новыми трудами… Малыш уловил и успокоился — мама все сможет.
Народную мудрость нельзя взять на прокат, выучив стихи наизусть. Тем фольклор и удивителен, что требует соавторства. И, хоть немножко впевшись в себя, вы будете потрясены тем, как оживут,раскроются давно известные слова…
Байки-побайки,
Пекла баба олашки,
В масличко макала
Доченьке давала.
Ешь-ко, ешь-ко дитятко,
И ты вырастешь больша,
Я отдам за молодца,
Ты там станешь поживать,
Да меня все поминать.
Спи, пока забот не знаешь,
Баюшки-баю,
Когда будешь ты большая,
Все узнаешь ты тогда.
Баюшки-баю!
В церковь Божию ходи
И со всеми мир веди,
Почитай отца и мать,
Ближних бойся осуждать
Баюшки-баю!
http://www.mirwomne.ru/semia/articles/t ... dlja-mamy/
Мама, поющая ребенку колыбельную…
Какой трогательный, вечный образ! И поэты, и художники, и даже кинематографисты не в силах пройти мимо этой завораживающей картины. Каждый из них во все времена готов бесконечно воспевать и окрашивать в свои тона нетленность мотива колыбельной… Все очень органично, если речь идет о веке минувшем или еще более ранних временах, а мам сегодняшнего дня мы плохо представляем себе за колыбельными.
И дело совсем не в том, что декорации поменялись, или ритм времени другой, или мамы не поют, скромно прячась в молчание и не соперничая с певицами «его величества телевизора». Мамы сейчас просто отличные! И знают цену своему материнству, своей женственности. Пусть весь мир шагает к унисексу семимильными шагами, современное материнство все же на очень высоком подъеме!
Но, чтобы успешно петь колыбельную, нужно постичь некую тонкость, настроить почти неосязаемый механизм самой подачи колыбельной. Раньше девочки этому учились с голоса на голос, но цепочка материнской преемственности прервалась за очередным поворотом социального эксперимента. Нам нужно сделать несколько шажочков назад, чтобы ее подхватить заново. Практическое материнство все-таки отличается от любого, даже самого дотошного теоретического исследовательского фольклорного труда. И колыбельная, уловленная и сохраненная самым высококвалифицированным этнографом, не совсем ежедневный материнский опыт.
С одной стороны, у нас дух захватывает от педагогической емкости и мудрости пришедших в книгу колыбельных.
Баю-бай! Баю-бай! Баю-побаюшки!
Спи-тко теплая сугрева,
Отцу-матери замена;
Вырастешь большой –
Будешь хороший и баской,
Станешь в людушки ходить,
Станешь денежки носить,
Станешь работку работать,
Станешь пашенку пахать.
И, с другой стороны, трудно признаться себе в том, что почему-то именно у нас, это пение не работает… Дети не засыпают… А мы признаемся… и задумаемся. И тогда-то, в чуть приоткрытую дверь, робко заглянет истина. Колыбельная - не для ребенка. Колыбельная поется мамой для самой себя, а малыш находится рядом и свидетельствует этот момент. Это себя мама воспитывает, соборует на свое материнство, а ребеночек косвенно улавливает мамины чаяния.
Мама не затевает вечерний концерт из чудесных песен (их слушать можно часами, но при этом не засыпать). Мама процеживает узеньким звуком, отрешенной интонацией, в тишине и покое свои мысли о прожитом дне, о своей драгоценной заботушке - дитяте, о здоровье всей семьи, о том, сколько ей надо успеть, подумать, ухватить вовремя. И дела на завтра, и на следующий годок, и,… «когда вырастешь большая, станем замуж отдавать». Мама молится.
Нам нужно время, чтобы собраться с мыслями. Слушает колыбельные тот ребенок, чья мама располагает этим досугом — отдохнуть и подумать. В момент пения мама никуда не торопится, не разменивает драгоценное засыпание ребенка на «усни поскорей, а я потом сделаю…». Она вся здесь, с ребенком и она вся – МАТЬ.
Если у мамы такой сокровенной минутки нет – нет и колыбельной. Можно всех уложить спать и раскрыть ежедневник, можно доверить все планы компьютеру, можно дождаться пришедшего с работы мужа и подумать на два голоса. А можно все пропеть колыбельной песней, без победительных эмоций. Оглядеть себя, детей и мужа - само всплывет действительно важное, отсеется пустое.
А ребенок, безошибочно поймав суть материнской неусыпной опеки, отойдет к снам. Его не развлекают, его просто держат у сердца в этот момент.
Мотивы самые простые (из двух-трех тонов), и безыскусно уложенный ритм слов нашего певчего дневника - все работает на засыпание, если маме удается искренность к себе самой. Порой обстоятельства таковы, что мама сама от себя что-то прячет, а голос это выдает. И ребенок беспокоится, не засыпает. Вот тогда маме приходится собраться с силами и в колыбельной, как на духу, очертить проблему и смириться с новыми трудами… Малыш уловил и успокоился — мама все сможет.
Народную мудрость нельзя взять на прокат, выучив стихи наизусть. Тем фольклор и удивителен, что требует соавторства. И, хоть немножко впевшись в себя, вы будете потрясены тем, как оживут,раскроются давно известные слова…
Байки-побайки,
Пекла баба олашки,
В масличко макала
Доченьке давала.
Ешь-ко, ешь-ко дитятко,
И ты вырастешь больша,
Я отдам за молодца,
Ты там станешь поживать,
Да меня все поминать.
Спи, пока забот не знаешь,
Баюшки-баю,
Когда будешь ты большая,
Все узнаешь ты тогда.
Баюшки-баю!
В церковь Божию ходи
И со всеми мир веди,
Почитай отца и мать,
Ближних бойся осуждать
Баюшки-баю!
http://www.mirwomne.ru/semia/articles/t ... dlja-mamy/
-
- Сообщения: 104
- Зарегистрирован: 27.10
Re: Колыбельные песни и массовая культурка.
Ещё про колыбельные
Рассказывает солистка ансамбля древнерусской духовной музыки «Сирин» Валентина Георгиевская.
http://vk.com/video_ext.php?oid=2593981 ... cea0f&hd=1
Рассказывает солистка ансамбля древнерусской духовной музыки «Сирин» Валентина Георгиевская.
http://vk.com/video_ext.php?oid=2593981 ... cea0f&hd=1