Реальный и здравый разбор деятельности Сталина во время ВОВ (Опубликовано: Молодая гвардия. 1998, №11-12. С.222-258.)
Добавлено: 14.07
Квазар
За все последнее время фигура Сталина у большинства населения вызывала двуякие ощущения. Но это лишь в части поверхностного и эмоционального восприятия вопроса, ведь здесь рубить с плеча никогда не следовало. Факты и мельчайшие нюансы каждой детали его деятельности, рассмотренные "под микроскопом" политической, экономической или другой коньюктуры того времени, открывают полную и совершенно отчетливую картину его решений. Довольно тщательно это рассмотрено в следующей статье.
* * *
Опубликовано: Молодая гвардия. 1998, №11-12. С.222-258.
Две войны в российской истории, 1812-1813 гг. и 1941-1945
гг., удостоились великой чести быть провозглашенными Отечественны-
ми. Их сближает и значение в национальной судьбе евразийских наро-
дов, и многие внешние детали и обстоятельства, да и некоторый сов-
падающий внутренний смысл событий.
Они -- явления международные, особенно вторая, и глубоко на-
циональные, интимно-тайные, прокатившиеся в громе -- и тишине, в
явленности -- и мраке.
Можно сказать, мы так и не знаем, даже привлекая художествен-
но-психологический гений Льва Толстого и изумительную военную ода-
ренность Карла Клаузевица, величайших мыслителей тайны духа и Мо-
лоха войны, писавших о 1812 годе, -- что думал и чувствовал
М.И.Кутузов на Бородинском поле, с чем он ехал к армии за пару не-
дель до того и какой мерой оценивал он события, когда гнал и ща-
дил, истреблял и пособлял Наполеону на страшной Смоленской дороге,
уничтожал дивизии и корпуса, губил тьмы и тысячи и выпускал пос-
ледний десяток, сотенку, конвойчик.
Мы не разгадали даже очевидных, наяву и зримо поставленных
загадок 1812 года:
-- причины выдвижения Шевардинского редута на Бородинском по-
ле;
-- явную нецелесообразность распределения сил между Барклаем
и Багратионом;
-- и наконец, в связи с этим, как же все-таки собирался осу-
ществить "свое" сражение М.И.Кутузов без вмешательства провидчес-
тва Наполеона и насколько французский военный гений нарушил эти
замыслы, и нарушил ли вообще, если оно состоялось и имело обеску-
раживающий результат.
Великий военный мыслитель, замечательный умница гегелевского
типа Карл Клаузевиц, подводя итоги исследования войны в своей ра-
боте "1812 год" и с научной добросовестностью установив и доказав,
что действия русского главнокомандующего были зачастую неправиль-
ны, в основном неглубоки и нередко хрестоматийно ошибочны, завер-
шает ее ернической фразой, показывающей его превосходство как ис-
следователя и честного наблюдателя над ослепленными собственными
построениями педантами-критиками: "... Но если в результате этих
ошибочных действий Наполеон потерял 450 тысяч войска, всю конницу
и артиллерию и вернулся в Европу едва с 10-12 тысячами боеспособ-
ной массы, значит Кутузов поступал правильно, даже и вопреки стра-
тегии".
Мы крайне мало осознали М.И.Кутузова в единстве разнородного
богатства всей его деятельности; где и когда он поступал не как
европейски образованный генерал, а как мудрый старец-вождь, зна-
ющий свое беспокойное племя (о чем очень проницательно пишет Кла-
узевиц "с точки зрения стратегии Бородино было поражением -- Куту-
зов объявил о победе, и учитывая воздействие его манифеста на об-
щество, надо признать, он лучше знал свой народ"); мы только нащу-
пываем и мямлим, что в действиях великого старика был не только
военный, но и политический смысл, без вскрытия и оценки которого
нам не ясна вполне вся картина войны; мы не знаем, как сказалась
на них Павловская доктрина русско-французского альянса начала
1800-х годов, одним из немногих преданных сторонников императора
-- творца которой был М.И.Кутузов -- мы не знаем многого!
Но главное содержание военной драмы лета 1812 года установле-
но и очевидно -- используя территориальный фактор, обеспеченный
глубоким укрытием жизненно важных национальных центров внутри го-
сударства и нечувствительностью феодально-сословного населения к
буржуазно-либеральной пропаганде, раскатать французскую армию по
великой восточно-европейской равнине среди враждебного ей по духу
(вспомните рассказ Стендаля "Штурм редута", который интендантом
Анри Бейлем прошел кампанию 1812 г.), вере, языку; обычаям, темпе-
раменту населения, завлекая вглубь страны и там обрушить на нее,
ослабленную непосильной коммуникационной линией, решающий удар. Об
этом говорил в 1811 году Александр I Коленкуру, это знал и явил в
своих действиях разумный и твердый М.Б.Барклай-де-Толли, это тем
более было близко М.И.Кутузову, в своей военной практике, еще в
пору Австрийского похода обнаружившего особое дарование к исполь-
зованию времени и пространства -- это в тесной-то Европе! Теперь у
него был в распоряжении весь Евразийский континент ... И только
одна заноза впилась в фалду его сюртука и в сердце -- Москва! И он
ее вырвал -- только когда? После потери Смоленска? Или только пос-
ле Бородина? Было ли оно ритуальной гекатомбой или чем-то более
великим, утверждением в национальном самосознании традиции "За
Москву враг всегда платит!"; или преобладали чисто военные сообра-
жения, привлекая внимание Наполеона перспективой генерального сра-
жения, увлечь его к одному пункту, скрыв другие цели и возможнос-
ти, оторвав от опасных, по начальному превосходству завоевателя,
действий на периферии -- ведь по итогу из 600-тысячной армии в ав-
густе активно действовали где-то 160-180 тысяч, а потом и менее
100 тыс ... Крылья замерли и опали, что полностью освободило Вит-
генштейна и Чичагова для выхода на коммуникации основной москов-
ской группировки Наполеона ... А может, и всё вместе -- но общий
смысл событий был очевиден!
Грандиозная драма 1941-1945 гг. была бесконечно выше, вели-
чественней, надрывно-предельней, -- можно сказать, что все события
Первой Отечественной, от неманской переправы утра 12(24) июня до
Малоярославского поля, отложились в ее первом году, -- а впереди
было еще четыре ...
Но как мало, смутно, несообразно непропорционально знаем мы о
смысле этого первого года в отношении той чудовищной горы фактов
едва ли не о каждой минуте этих дней лета-осени 1941 г. Ошеломля-
ющий поток событий не прояснен, не упорядочен, не вскрыт в основе
своего стержня, той единой пронизывающей ноты, что касается содер-
жания всех событий и, неуловимо гениальная, меняет их смысл отно-
сительно внешней данности и приводит к итогу еще более обескуражи-
вающему, чем Бородино. Мы были несомненно и безусловно поражены
летом 1941 года, наша кадровая армия мирного времени, в значитель-
ной своей массе с двух-трехлетней выучкой, многочисленная, доброт-
ная, богато снабженная техническими средствами, была разгромлена,
а соотношение потерь убитыми и пленными (800 тыс. -- 3300 тыс.) --
классический, хрестоматийно затасканный показатель надлома воин-
ского духа -- прямо свидетельствовал о далеко зашедшем пораженчес-
тве (сравните Бородино 1812 года -- 43500 убитых и 1000 (!) плен-
ных). Далее уже были истребительные батальоны, ополчение ... и
вдруг чудо 4-6 декабря, когда войска, терпевшие поражения при по-
лутора-двухкратном превосходстве громят равного и даже большего по
численности неприятеля, когда в хаосе выступила воля, а безумная
буря опала, открыв завершающий неожиданный итог
Что было тем фактором, вокруг которого и за обладание которым
происходила главная скрытая борьба, та невидимая коллизия событий,
которая подводила к моменту; когда висящее на сцене в 1-м акте
оружье выстрелило в 4-м?
Можно сказать, что все написанное о 1941 годе есть просто
"бессмысленная" регистрация событий, что было там-то и там-то в
то-то и то-то время, а бессильное теоретизирование, скорее раздра-
жает своей беззубостью, лучше уж простая констатация фактов типа
"что дождь идет летом, а снег зимой", она, по крайней мере, пока-
зывает зияющую пустоту обобщений, подвигая на более глубокие раз-
мышления, нежели те, что есть в наличии, те, что, не проясняя
смысла события, топят его в глубине пустословного моря.
Да, Великой Отечественной не повезло -- ее не живописал Лев
Толстой, в ее хитросплетениях не разбирался Клаузевиц, ее скорее
брали количеством, а не качеством авторов; отечественная историог-
рафия находилась на откупе у сонма узурпировавших ее тему полити-
ков, тянувших одеяло событий на себя, один под Киев, другой на Ма-
лую землю; западная историография старательно-пристрастно замалчи-
вала, боясь раскрыть ее значение во всемирном масштабе более, не-
жели естественных аберраций и бессмыслиц отрабатываемой концепции
всемирно-исторического процесса 40-50 гг., возникавших вследствие
не учета ее фактора (характерно название американского сериала о
Великой Отечественной войне в 1980-х годах "Эта неизвестная война
на Востоке").
Но та дикая галиматья, в которой оказалась отечественная по-
литика и история в конце 20-го века, та явленная нам картина Бед-
лама всех институтов и идеогем настоятельно требуют историософски,
а не исторически, то есть с точки зрения того, что было истиной в
отличие от того, что представлялось истиной когда-то для участни-
ков событий, осмыслить подоплеку драмы лета 41-го года, когда нак-
ренилась вся великая плита евразийской государственности и цивили-
зации, в обретении столь нужных нам уроков и ориентиров в условиях
ее нового крушения.
Кто был в центре событий 1941 года? Кто был Александром I и
Кутузовым, Политическим лидером и Национальным главнокомандующим в
одном лице? Кто был сознательным дирижером или бессознательным ка-
кофонистом той мелодии, что разыгрывалась над великой восточно-ев-
ропейской равниной? -- Иосиф Сталин!
Именно от него, как от центра, надо исходить в попытке уло-
вить смысл событий, здесь, вокруг него, они сгущались, стягива-
лись, бугрились в шаржированной обобщенности, отсюда уходили, ос-
лабевая и индивидуализируясь.
Какую главную для себя задачу решал и, как показывает итог
войны, решил И.В.Сталин в отчаянные дни лета 1941 года? Что было
для него тем рычагом, ухватившись за который он полагал изменить
ход событий, -- о чем никогда не говорил, не называл, и только из-
редка обрывал слишком назойливых комментаторов своих действий пос-
ле войны, и особенно тех из них, кто проводил тождество его стра-
тегии 1941 года кутузовской линии 1812-го -- эта столь подходившая
к утверждавшемуся стереотипу "величайшего полководца всех времен и
народов" побасенка, кажется, его особенно раздражала, известно его
высказывание, которое по смыслу ее перечеркивает: "наше отступле-
ние было не следствием свободного выбора, а тяжелой необходимос-
ти".
Чтобы сделать какой-то вывод или, по крайней мере, отбросить
кое-что из набравшейся исторической шелухи, особенно последних
лет, следует рассмотреть хотя бы главные обстоятельства, предшес-
твовавшие 1941 году; объективно или субъективно повлиявшие на при-
нимаемые тогда решения и проводимые действия, -- иные из них уже
сами отбросят часть вороха околонаучных домыслов.
Зададимся и ответим на несколько вопросов.
Была ли для Сталина II мировая война неожиданной в общем пла-
не?
Позвольте напомнить в век дилетантов с лагерно-математичес-
ким, танково-идеологическим и органно-философским образованием, в
настоящее время предъявляемыми обществу как "историки", на худой
конец как -- "мыслители" ряд прописных для цензового професси-
онального преподавателя курса гражданской истории фактов генезиса
II мировой войны.
1915 год -- в секретном меморандуме членам кабинета министр
иностранных дел Великобритании лорд Э.Грей доводит до сведения
коллег, что целью Англии на послевоенный период является безуслов-
ное недопущение России к Черноморским проливам, только что ей обе-
щанным. Это делало неизбежной военную схватку двух держав в обоз-
римом будущем. Даже слабая, трусливая итальянская буржуазия, "не
допущенная" после войны на Балканы и в Африку, ответила Англии и
Франции Бенито Муссолини и войной -- тем более неизмеримо более
могущественная российская буржуазия. Новый раскол мира был заяв-
лен.
1917 г. -- Германский Генеральный Штаб (знаменитый Большой
Штаб Мольтке и Шлиффена) приходит к выводу, что изменившиеся цели
Германии -- слом национальных суверенитетов в Европе и установле-
ние безусловного германского преобладания -- не могут быть достиг-
нуты в идущей мировой войне и необходима еще одна всемирная схват-
ка. Нельзя не восхищаться непреклонной последовательностью этих
парней -- еще не кончена одна война, гремит тысячеголовая артилле-
рия битвы Нивеля, -- а они планируют новую! Да что там планируют
-- начинают готовить! После войны победители были очень озадачены,
обнаружив огромные высеченные штольни в скальных кряжах Лотарингии
и непонятный канал, начатый постройкой в Бельгии. Только в 1945
году, когда все документы Большого Штаба стали доступны обозрению,
открылось, что Лотарингские подземелья предназначались под страте-
гические накопительные склады боеприпасов II-й мировой войны, а по
бельгийскому каналу в ее случае должна была быть подвезена свер-
хтяжелая артиллерия на баржах для организации береговой обороны и
бомбардировок Англии.
1921 г. -- В.И.Ленин, оценивая в канун Генуэзской конференции
угрозу совместного выступления капиталистических держав против Со-
ветской России в случае неприятия ультиматума о долгах, устанавли-
вает ее беспочвенность, т.к. налицо глубочайший раскол западных
стран, а отношения Японии и США на Тихом океане достигли такой
степени антагонизма, что могут быть разрешены только войной.
1924 г. -- Молодой капитан американской армии Д.Эйзенхауэр,
только что женившийся на очаровательной девушке и тяготясь небога-
тым офицерским жалованьем и службой в малярийных болотах Панамы,
обращается с вопросом к своему начальнику, известному генералу
Скотту, имеет ли перспективу армейская служба. Всю ночь при свете
керосиновой лампы, расхаживая по палатке перед молодым офицером,
маститый военачальник делает вслух оценку ситуации в мире и прихо-
дит к заключению -- не позже, чем через 12 лет II мировая война
неизбежна. Армейский опыт в этих условиях становится бесценным ка-
питалом. Как известно, в 1939 году Д.Эйзенхауэр был единственным
полковником американской армии, имевшим опыт управления бронетан-
ковыми частями, что за 4 года подняло его от рядового старшего
офицера до четырехзвездного генерала и главнокомандующего воору-
женными силами 12 государств в Европе!
1930 г. -- Имперский генеральный штаб Великобритании не прод-
левает своего очередного моратория "10 лет без войны", признавая
ее реальную возможность.
1934 г. -- Рейхсканцлер А.Гитлер ставит директиву перед воен-
но-промышленными органами Германии начать непосредственную плано-
мерную подготовку к войне, рассчитанную на 5 лет со сроком безус-
ловной готовности на конец 1939 года, которой подчинить все ресур-
сы, организацию, пропаганду. Это решение бесповоротно -- если вой-
на не начнется в указанный срок. Германию ждет финансовый крах в
том же 1939 году.
Само разнообразие свидетельств, из разных лагерей, от разных
лиц, на разных уровнях -- от политического до бытового, -- отвер-
гает предположение, что для И.Сталина в стратегическом плане война
была неожиданна.
Еще одна особенность в этих свидетельствах -- война признава-
лась реальностью, ее предвидели и Ленин, и Скотт не на основе ана-
лиза межсистемных "коммунизм -- капитализм", а, оценивая внутри-
системные противоречия капиталистического мира, т.е. она не могла
быть остановлена единоличной волей СССР и не была ему генетически
подконтрольна. Мог ли это не знать Сталин? Конечно, нет, вся его
внешняя политика 30-х годов -- восстановление концерта с "сытыми
миролюбцами" старой Антанты. В этом и только в этом, в создании
системы коллективной безопасности видел он гарантию предотвращения
войны. И.Сталин и его креатура М.Литвинов, безусловно, различали
"застрельщиков" и "заднескамеечников" военного сползания 30-х го-
дов, "демократов" и "фашистов". Это не была только "линия Литвино-
ва", их близость была больше общепризнанной, еще с 1900-х годов,
когда М.Литвинов осуществлял в боевой организации РСДРП(б) техни-
ческую, а И.Сталин организационную подготовку переброски оружия и
проведения экспроприаций на цели революции, а позже сплоченно выс-
тупали против Л.Троцкого, который проклинал Литвинова и Красина в
своих мемуарах. В сущности, это было уже прямое сопоставление себя
с одним из лагерей складывавшегося военного раскола мира.
Характерный эпизод 1936 года. 18 июля 1936 г. начался фашис-
тский мятеж против правительства буржуазно-демократического народ-
ного Фронта в Испании. Уже через несколько дней стало ясно, что за
спиной мятежников стоят Германия и Италия. Скорее всего, Сталин
знал это с самого начала -- в середине 30-х годов для нас в Берли-
не и Риме не было тайн. В начале августа 1936 г. в Кремле состо-
ялось крайне узкое совещание под председательством В.Молотова с
участием И.Сталина, которое решало вопрос о целесообразности вме-
шательства в испанские события и возможных формах помощи. Общая
политическая оценка была единой -- Пиренейский полуостров стано-
вился испытательным полем фашизма, тем трамплином, откуда он нач-
нет свой прыжок на подрыв сложившегося равновесия в международных
отношениях -- и поражение его здесь, в самом начале агрессивного
рывка, будет иметь самые благотворные последствия, в том числе и
для СССР Участники совещания, в основном, склонялись к мысли, что
сама республиканская Испания, военная организация которой предель-
но ослаблена расколом общества с начала гражданской войны, а тех-
ническое оснащение замерло на уровне 1900-1914 гг., боевой же опыт
и традиции основываются едва ли не на испано-американской кампании
1898-1900 гг., не сможет устоять перед согласованным вторжением
двух первоклассных военных держав -- Германии и Италии. Из двух
возможных вариантов помощи:
-- ограничиться военным снабжением и посылкой доброволь-
цев-инструкторов;
-- прямо включиться в события, направив экспедиционный корпус
и взяв на себя военно-техническое обеспечение боевых действий рес-
публиканцев;
большинство высказалось за второе. Попутно выявилась полити-
ческая и техническая возможность посылки и поддержки снабжением
экспедиционных сил в 5-7 дивизий, достаточных для обеспечения во-
енного преобладания республиканцев и стабилизации международной
обстановки вокруг Испании.
В этих условиях резким диссонансом прозвучало выступление
маршала Тухачевского, ответственного за боеготовность РККА как на-
чальника вооружений и председателя комиссии по военной реформе и
уставам, заявившего, что штатные полнокровные соединения посылать
в Испанию не следует, так как они "покажут там не только сильные,
но и слабые стороны Красной Армии", что прозвучало, как заявление
о неготовности вооруженных сил в боевом смысле, что совершенно не
соответствовало действительности.
Вплоть до осени 1938 года РККА имела равноценную материальную
часть с германскими ВВС при превосходстве над итальянскими. В воз-
душных боях основной советский истребитель И-16, имея равную ско-
рость с лучшим немецким истребителем Ме-109В, превосходил его по
вооружению и маневренности, обстановка начала меняться только с
появлением в конце войны в Испании пушечного Ме-109Е. На земле же
советские пушечные танки БТ-5 и Т-26 прямо-таки подавляли своим
превосходством немецкие и итальянские пулеметные Т1, Т2, "Ансаль-
до". Организация же немецких вооруженных сил в 1933-36 гг. была
"детской", едва ли не "ясельной", что обнаружили страшные конфузы
во время вступления в Саар и Австрию, после которых распавшиеся,
из-за отсутствия опыта вождения войск комсоставом, дивизии по нес-
кольку дней приходилось искать и собирать вдоль дорог с помощью
полиции. Итальянская же армия -- по старому генштабистскому анек-
доту -- во все времена существовала для того, чтобы было кого по-
беждать австрийцам.
Выступление Тухачевского оказало серьезное действие, после
него совещание "увяло", каких-либо решений принято не было, что
означало фактическое принятие первого варианта "капельницы для
умирающего". Воздадим должное нашему герою, в августе 1936 года
Михаил Тухачевский отвел от Адольфа Гитлера самую опасную в его
восхождении угрозу -- потерпеть поражение, когда для германских
элит он был еще темной лошадкой, едва не выскочкой, и еще не стал
идолом германского обывателя. Но именно с этого совещания начался
отсчет последних дней Тухачевского -- Сталин поднял и держал его
на таком посту не для того, чтобы в крайне острый политический мо-
мент узнать о неготовности армии.
Осознавалось ли приближение войны И.В.Сталиным как некая ре-
альность в составе прочих или как неотвратимая страшная неизбеж-
ность? Что было в его сознании: "Если будет ... Если будет" или --
"Будет! Будет! Будет!" Принимались ли в связи с этим меры "вооб-
ще", "по способности" или делалось абсолютно все возможное?
Лучше всего об этом говорит материал структурного социаль-
но-экономического рывка СССР в 20-е -- 40-е годы. Исключая, может
быть, 1926-28 гг., когда чисто военная сторона экономического
строительства могла быть сведена к естественной модернизации во-
оруженных сил, все межвоенное развитие общества и экономики проис-
ходило при ярчайшем высвечивании чисто оборонной, грядущей схват-
кой определяемой, задачи.
Все наши довоенные пятилетки имели специальную военную нап-
равленность. Так:
-- задачей 1-й пятилетки (1928-1932 гг.) ставилось создание
вооруженных сил, обеспечивающих превосходство над самой крупной
военной державой капиталистического мира (в тот момент Францией);
-- в задачу 2-й пятилетки (1933-1937 гг.) входило создание
военного потенциала, обеспечивавшего превосходство над коалицией
2-3 крупнейших в военном отношении капиталистических государств
при условии, что столкновение ограничится одним военным театром,
Европейским или Азиатским;
-- в задачу 3-й пятилетке (1938-1942 гг.) ставилось создание
военного потенциала, обеспечивавшего превосходство над любой воз-
можной комбинацией крупнейших в военном отношении государств капи-
талистического мира при любых вероятных вариантах борьбы на всех
театрах военных действий.
Реальная схватка 1941-45 гг. произошла -- учитывая объедине-
ние почти всего военного потенциала Европы в руках Германии и пос-
тоянную, хотя и не осуществившуюся угрозу со стороны Японии -- по
промежуточному "двухсполовинному" варианту; и итоги войны показы-
вают, что планировщики 20-х -- 40-х годов заложили в свои расчеты
реальные цифры.
Более того, оборонной задаче было подчинено все остальное
строительство. Все наши новые предприятия закладывались как произ-
водства двойного назначения -- мирного и военного. Так:
-- заводы сельскохозяйственного машиностроения проектирова-
лись по профилю авиационного;
-- заводы среднего машиностроения по профилю артиллерийского
и минометного;
-- автомобильные заводы по профилю производства бронемашин и
легких танков;
-- тракторные по профилю средних и тяжелых танков;
-- хлебные элеваторы как пороховые производства;
-- макаронные фабрики как заводы по производству ультрамед-
ленногорящих порохов для дальнобойной артиллерии;
-- часовые заводы как производства взрывателей.
На этих заводах заранее организовывались технологические по-
токи, комплектовалось оборудование, оснастка, создавались вспомо-
гательные производства, укомплектовывался персонал инженерно-тех-
нических служб, сосредотачивались расходные и длительные запасы с
учетом их обоих назначений.
Американские инженеры потешались над заказчиком, который тре-
бовал в проектах пролетов Сталинградского тракторного завода
учесть 50-тонные нагрузки вместо обычных 5-7 тонных, что до край-
ности удорожало строительство, делало производство малорентабель-
ным. Они не догадывались, что эти пролеты должны были принимать на
себя не вес тракторов, а вес тяжелых танков.
Все 10000 предприятий, построенные за две с половиной предво-
енные пятилетки, были нацелены на оборонное производство, и будучи
не всегда рентабельны как автомобильные, комбайновые, тракторные,
они были эффективны как артиллерийские, авиационные, танковые.
Такой планомерной, всеобъемлющей милитаризации промышленности
и сельского хозяйства -- ведь те же МТС это полная предмобилизаци-
онная готовность всего автотракторного парка страны -- не знает
всемирная экономическая история, и сверхусилия Германии 1935-39
гг., на ее фоне выглядят скромно.
В результате этой работы советская экономика приобрела фан-
тастическую управляемость и маневренность, способность почти мгно-
венно развернуть военное производство. Если мобилизация промышлен-
ности Великобритании потребовала 22 месяца, из них 9 месяцев без
прямого воздействия неприятеля, если экономика США, не затронутая
войной, мобилизовалась за 36 месяцев, то экономика СССР; при пря-
мом воздействии войны, мобилизовалась за 3-4 месяца по основным
производствам и за 7 полностью. Никакой сверхэнтузиазм, штурмовщи-
на, порыв не могли обеспечить такого результата без этой гиган-
тской планомерной работы довоенных лет. И только при полном осоз-
нании неизбежности войны она могла быть принята, запущена и осу-
ществлена.
И если бы она не была произведена в Советском Союзе, кто бы
ее произвел в мире? А без нее -- что бы остановило А.Гитлера и го-
ревших энтузиазмом мирового господства панцербестий самой воин-
ственной нации 20-го века? В этой работе, единственно возможной
тогда только в СССР, закладывалось спасение мира -- и только Одна
Шестая могла ее осуществить по состоянию, традициям, устремлениям
общества и, добавим, провидению ее вождя.
Крупнейшим стратегическим решением И.Сталина той поры стало
резкое форсирование темпов индустриализации с начала мирового эко-
номического кризиса 1929-32 гг. Всемирная экономическая катастрофа
резко осложнила обстановку для СССР. С одной стороны, крайне уси-
лилась неустойчивость всего международного положения, мировая
"теснота" капитала будила поиск "свободных зон" и "пространств",
выносила на поверхность крайние шовинистические течения, получив-
шие массовую социальную базу в лице выбитой из колеи, озлобленной
против Государства, Бога и Соседа, массе.
С другой стороны, кризис в первый и последний раз открыл пе-
ред нами мировые рынки передовой техники и технологий, не заваляв-
шихся, перезрелых -- новеньких пахнущих лабораторной краской и
сверкающих конструкторской белизной. Бессилие ошалевших буржуазных
государств, судорога зоологического пароксизма страха, пронизыва-
ющая капитал, раскрыла перед нами двери цехов, КБ, плазов, сняла
занавески над кульманами, раскрыла лабораторные журналы.
В очередь на советские заказы стали "Ф.Крупп" и "Демаг",
"Маннесманн" и "Пратт энд Уитни", "Рено-Кодрон" и "Фоккер", свои
новейшие изделия предлагали на продажу Мессершмитт, Дуглас, Хей-
нкель, Кристи, Ройс -- мировая техническая элита. Открывалась воз-
можность выкачать весь задел из портфелей и мозгов Европы и Амери-
ки, но не далее 2-3 лет, положенных кризисом.
И Сталин это осуществил, бросив на приобретение бесценного
опыта и оборудования, временно оказавшегося бесхозным, все, до
последнего грамма золотого запаса, экспортного килограмма зерна,
штуки вывозимого яйца. В 1932 году в условиях, когда стихия кризи-
са начинает ослабевать, знаменуя конец режима доступности, он в
последнем усилии вырвать из Запада все, что только нужно и можно
было взять, резко увеличивает продовольственный экспорт. В корче и
ужасе умирающих голодной смертью детей, людоедстве безумного оди-
чания взрослых шел поток технического импорта этого года. Сама
жестокость этого события прямо утверждала -- Сталин осознавал вой-
ну как данность неизбежную и неустранимую, только в безусловной
уверенности мог он осуществить это действие -- первую битву неско-
рой еще военной драмы, более тяжелую, чем грядущие сражения, кото-
рую он должен был выиграть у собственного народа, взяв у небогатых
необходимое ради того, что еще не осознавалось.
Но поток оборудования, патентов, технологий, хлынувший в
страну, требовал инфраструктуры, корпусов, персонала -- ждать воз-
ведения новых площадок, коммуникаций, образования квалифицирован-
ных кадров в разбуженных медвежьих углах значит на 3-4 года омер-
твить приобретенный капитал, заморозив при этом в существующем
состоянии имеющийся потенциал изъятием огромных средств на импор-
тные закупки, т.е. получить результат, обратный тому, которого до-
бивались. То есть его приходилось устанавливать, развертывать,
пускать не в новых центрах на Востоке, итогов работы которых сле-
довало ждать через 5-7 лет (т.е. не ранее 1938-39 гг.), а в старых
на Западе, на существующих площадках, в зонах концентрации рабочей
силы, интеллекта, навыков, не уменьшая, а увеличивая уязвимость
территориального размещения военной промышленности, к западным
центрам которой тяготели не только дореволюционные военные произ-
водства, но и привязывались новые, впервые развертываемые, напри-
мер, алюминиевые комбинаты Волхова и Днепропетровска, авиамотор-
ные, танковые и авиационные производства Харькова, военная химия,
специальная металлургия, тяжелое машиностроение Запорожья, Мари-
уполя, Таганрога, точная механика Ленинграда, ограничивая их раз-
мещение на восток линией Волги. Это не было делом свободного выбо-
ра -- это была диктуемая всем комплексом сверхиндустриализации в
предельно краткий (9-10 лет) срок необходимость и неизбежность.
Мы вступили в войну, имея 1-й в мире авиационные и танковый
парк (16600 и 17300 единиц) и 2-й артиллерийский (63100 единиц --
сказались последствия борьбы М.Н.Тухачевского с "морально устарев-
шим родом войск" вплоть до прекращения в 1934-35 гг. всех опыт-
но-конструкторских работ и закрытия артиллерийского КБ). Сколько
танков и самолетов имела бы РККА на 22 июня 1941 года, если бы их
производство вместо 1933-1934 гг. было бы развернуто в 1938-39
гг., ведь с 1934 по 1939 год мы ежегодно производили только танков
по 3-3,5 тысячи? И какого качества были бы наши конструкторы и их
разработки, если даже при развернутом устоявшемся производстве по-
надобилось 5-6 лет, прежде чем они стали законодателями мировой
танковой и авиационной моды (Т-34, КВ и Ил-2 появились ле-
том-осенью 1939 года)?
Давала ли эта лавина вооружений надежды на безопасность, свя-
занную с чисто количественным фактором "да у них ... -- да у нас
...". Да! Но не сохранилось ли в осторожном и зорком уме ощущения
какой-то шаткости, неустойчивости, необеспеченности такого положе-
ния, когда военная промышленность притянута к самой опасной запад-
ной границе, молчаливого присутствия того инстинктивного вопроса
"А что, если ...", который возникает вне какой-либо связи с обста-
новкой, не столько в разуме, сколько в чувстве, подобно тому; ко-
торый начинает роиться при взгляде в пропасть даже из-за надежного
парапета: "А вдруг не выдержит?".
Был ли Сталин способен оценить чисто военную сторону происхо-
дящих событий, увидеть в них иной смысл, нежели тот, что подсказы-
вают военные советники; был ли он независим в своих выводах и на
основе какого уровня представлений, знаний и профессионализма они
основывались?
Становление профессионального революционера И.В.Сталина про-
исходило в особой, не дискуссионной, а деятельно-практической об-
становке Боевой организации РСДРП(б) (название условное -- тех
структур, которые технически обслуживали 1-ю русскую революцию),
где волевое и силовое начало было ведущим, а основное занятие
представляло собой специфическую форму войны.
Гражданскую войну провел "полевым членом" РВС нескольких
фронтов, в том числе и 2-х главнейших, Южного в период наступления
А.Деникина и Юго-Западного в период Советско-Польской войны. Стал
известен как ведущий организатор успешной обороны Царицына в 1918
году и один из руководителей обороны Петрограда в трудных условиях
1919 года. Был одним из инициаторов создания, вопреки противодей-
ствию Председателя РВС республики Л.Д.Троцкого, крупного, манев-
ренного объединения -- Первой Конной армии,- тактика которого была
наиболее близка "глубоким операциям" мотомеханизированных войск
будущего, формирование которых в 30-е годы почти во всех армиях
мира происходило именно на основе кавалерийских соединений.
Но сам он более всего ценил и, кажется, считал "своей" опера-
цию по штурму считавшихся неприступными балтийских фортов "Красная
Горка" и "Серая Лошадь" летом 1919 г., редкий для Гражданской вой-
ны, где главенствовала пехота и кавалерия, пример комбинированной
операции разнородных сил со значительным составом технического
элемента: сухопутных, флота, авиации, бронечастей, морской, назем-
ной, воздушной и артиллерийской атаки.
В основном же всю войну он выступал как организатор при спе-
циалистах-главнокомандующих, в отношении с которыми обнаружил
большую психологическую наблюдательность. Его конфликт со Свечиным
летом 1918 г., в свете опубликованных недавно дневников последне-
го, представляется вполне закономерным. О диком, почти пещерном
антидемократизме и ксенофобии царского генерала сохранились свиде-
тельства слушателей военных академий 30-х годов, нередко сгонявших
его с кафедры. Приходится напоминать об этом, т.к. это лицо выс-
тавляется А.Солженицыным как "последняя надежда России" в 1917 г.,
а его арест Сталиным в 1918 г. объявлялся завистью "самодурству-
ющего парвеню".
Все же Сталин определенно предпочитал хозяйственно-управлен-
ческую работу, с увлечением взялся за нее в мирную передышку 1920
года, получив назначение начальствующим Уральской Трудовой Армией
и крайне неохотно возвращался "с повышением" в реввоенсовет
Юго-Западного фронта.
Сталин не играл в "наполеончика", не находил себя в чисто во-
енной области и уже вследствие этого как на Южном, так на Юго-За-
падном фронте не подменял командующего А.И.Егорова и известное
расхождение Юго-Западного на Львов (Егоров) и Западного на Варшаву
(Тухачевский) фронтов, приведшее в военной части к неудаче Поль-
ского похода, было конфликтом не Сталина -- Тухачевского, а Туха-
чевского -- Егорова. Роль Сталина в нем иная, его обычная волевая
поддержка своего командующего придала невероятную силу позиции
Егорова, сделала его ошибку особенно губительной. Для самого Ста-
лина она должна была стать уроком другого рода -- никогда не обус-
лавливать своего решения только доверием к кому бы то ни было; а
итог любого мероприятия, как бы блестяще оно ни начиналось, опре-
делять лишь по его завершении.
Есть ли в его действиях последующей поры свидетельства такого
вывода? А невероятная карьера М.Тухачевского в 30-е годы, при не-
сомненной поддержке Сталина ставшего 1-м человеком в военной
иерархии, исключая К.Ворошилова у которого была иная роль -- по-
литкомиссара над армией. Сталин определенно учел урок Польского
похода и без шума, назначениями и продвижениями утверждал "чужого"
Тухачевского над "своим" Егоровым.
Многие наблюдатели отмечали, что в 1942-45 годах Сталин ста-
новился придирчивым, строгим, выделяя ошибки и упущения в момент
успеха того или иного военачальника, "ссаживая" его из состояния
эйфории, и наоборот, становился снисходительным, доброжелательным
к ним, если они попадали в тяжелое положение, терпели не обуслов-
ленные их усилиями неудачи, поднимал дух и настроение, являя столь
важное в момент уныния доверие. Это уроки 1941 года? По быстротеч-
ности событий там почти не было столь различимых примеров -- в
полной своей зримости такой был в 1920 году!
В межвоенные годы его связь с армией развивалась и принимает
несколько иной характер -- это не столько участие в повседневной
жизни войск, сколько общие вопросы военного строительства, кадро-
вая политика, уровень стратегии и доктрины. Он вел державный ко-
рабль -- военачальники заведовали его пушками. Для него военная
проблематика начиналась в невидимой глубине угольных ям и трюмного
чрева, для них с боевых рубок, погребов, появлявшихся неведомо от-
куда снарядов, механизмов, стволов. До испанских событий чисто ар-
мейская сфера обладала определенной автономией в рамках его инте-
ресов, присутствовала в них опосредствовано, через других лиц --
К.Ворошилова, М.Тухачевского, Я.Гамарника. Можно утверждать, что
он постепенно нисходил с политического количественного уровня оце-
нок в чисто военной проблематике к осознанию качественной опреде-
ленности этой области, и если в 30-е годы он еще не принимает
участия в Киевских маневрах, так сильно продвинувших теоретическую
мысль военного сообщества, то в 1939 году просит у Г.К.Жукова бо-
евой устав сухопутных войск, дошедший экземпляр которого сохранил
множество следов его карандаша, а в 1940-м году присутствует на
военной игре Генштаба, где являли свое мастерство К.А.Мерецков и
Г.К.Жуков.
Из всего круга лиц, оказывавших воздействие на формирование
его военных представлений, особо выделялись Б.М.Шапошников и
М.Н.Тухачевский, хотя и в разных планах. Влияние Б.М.Шапошникова,
которого немецкие источники 30-40-х годов называют "гроссмарша-
лом", "великим стратегом", равного которому Германия не имела со
дня смерти Шлиффена, было постоянным и непререкаемым в течение
всей жизни Бориса Михайловича, единственного в окружении Сталина,
к которому он обращался по имени-отчеству вместо обычного "товари-
ща -- имярек". Теоретические труды и многолетняя деятельность
Б.Шапошникова легли в основу развития мозга армии -- Генерального
штаба, он воспитал знаменитую "шапошниковскую школу" стратегов, к
которой принадлежали А.М.Василевский, И.А.Антонов, М.В.Захаров,
В.Д.Соколовский. Культура, благородная сдержанность, тактичная
принципиальность военачальника оказывали большое влияние на Стали-
на и в личном плане, умеряя жестокие порывы его воли. В общении с
Шапошниковым у него вырабатывались те формы отношений с высшими
институтами вооруженных сил, что определяли способы принятия им
решений в войне; по нему он вымерял и последующих руководителей
Генштаба.
Отношение к М.Н.Тухачевскому (которого, кстати, Б.М.Шапошни-
ков недолюбливал, как недолюбливает серьезный "работающий в войну"
генштабист "играющего в нее" кавалергарда) было другим -- между
ними лежала широкая полоса личной несовместимости. Сталин не пере-
носил самолюбования, игры способностями, внешнего артистизма с на-
летом барского снобизма, но в то же время отдавал должное дару
проникновения самого молодого маршала, той обстановке творческой
приподнятости, которую тот умел создавать вокруг себя.
До 1936 года он устойчиво поддерживал все новации Тухачевско-
го по армии, гасил вспышки острой неприязни между ним и Ворошило-
вым, не давал ходу скапливавшемуся "компромату" -- прямых доклад-
ных записок на М.Н. к 1937 году набралось в его деле до полутора
десятков -- оценивал явные провалы последнего, например, борьбу
против артиллерии и "бомбардировочную болезнь" середины 30-х годов
как заблуждения схематического ума. Его собственные представления
о войне вырабатывались как бы в критической переработке концепции
Тухачевского и уже в 30-е годы обретали черты оригинальности. Бу-
дущая война рисовалась ему как война моторов -- "моторы на земле,
моторы на воде, моторы в воздухе" -- но при всех ее хитросплетени-
ях центральный ее элемент -- бой понимался им не как эпизод в опе-
рации при прорыве линии фронта и далее как полет разбрасываемых по
карте стрел -- а как ее постоянное занятие, с первого до последне-
го дня.
С точки зрения оценки "по бою" складывалось его представление
о техническом составе вооруженных сил и борьба за него, нередко
принимавшая характер столкновения с увлеченным иными идеями воен-
ным ведомством. Следует вспомнить:
-- битва за штурмовики (с 1936 по 1939 гг.), отвергаемые 3-мя
последовательно репрессированными главкомами ВВС;
-- битва за фронтовые бомбардировщики (не понимавшие их зна-
чения, влюбленные в тяжелые машины конструкторы "осознали свои
ошибки" только в заключении);
-- стойкое сохранение артиллерии как рода войск, обеспечива-
ющего огневое превосходство на поле боя от наскоков М.Тухачевско-
го, о чем так много пишет в своих мемуарах В.Г.Грабин;
-- внедрение толстобронных универсальных танков в состав во-
оруженных сил; вспомним, что Т-34 разрабатывался почти в тайне от
отвергавшего его Автобронетанкового управления РККА, увлеченного
идеями "автомобильных прогулок" на ЮБТ в глубокие тылы противника.
Уже тогда он разбирался глубже в некоторых военно-стратеги-
ческих проблемах, нежели специалисты-военачальники. Адмирал
И.С.Исаков приводит крайне интересное свидетельство о редчайшей
поездке вождя на Север -- белой ночью, находясь на мостике эсмин-
ца, Сталин в присутствии офицера, задумавшись, сказал вслух: "И
что они говорят -- Балтика, Балтика ... Здесь, на Севере, надо
строить флот". Это свидетельство нового понимания значения океанов
для великой державы. И.Исаков среди военно-морского командования
той поры подобного понимания не встречал.
Было ли мышление Сталина догматическим, малоподвижным, утвер-
дившимся в определенных схемах и не подверженным иным влияниям?
Была ли его воля разновидностью маниакальной одержимости, как,
скажем, у А.Гитлера, развившейся болезнью самоутверждения, которая
заменяет естественный вид событий воображаемой картиной?
Сталин был рыжеватым шатеном 175 см роста, крепкого телосло-
жения, с правильным строгим, красивым лицом, отмеченным по низу
щек следами оспы. Был очень фотогеничен -- привыкшим к штампу
"кремлевского горца" рекомендую поставить в ряд фотографии Стали-
на, Троцкого, Бухарина тех лет и сравнить без предвзятости. Свиде-
тельства кинофотоматериалов подтверждаются и воспоминаниями оче-
видцев 30-40 гг. -- назову только иностранцев А.Идена, Г.Гопкинса,
Ш. де Голля, У.Черчилля, Д.Эйзенхауэра -- единодушно отмечавших
его выразительный запоминающийся облик.
Имел физический недостаток -- одна рука короче другой, пос-
ледствия травмы в зрелом возрасте во время купания. Какой-либо фи-
зической неполноценности, психического комплекса от этого он не
испытывал и, будучи заядлым любителем бани, совершенно спокойно
демонстрировал свое тело посторонним людям, никогда не пытаясь
уединяться. Из окружающих лиц какое-то значение придавал этому де-
фекту только его портной, который шил один рукав его френчей и
мундиров короче другого -- большинство этого даже не замечало. По-
лицейские карты внешнего осмотра арестованного и близкие ему лица
.начисто умалчивают о его "всем известной шестипалости".
Наблюдатели отмечали его исключительный слух и умение почув-
ствовать тончайшее настроение собеседника, способность "разгово-
рить" окружающих до полного раскрепощения; большие многогласные
собрания ему нравились, он наблюдал за ними с приметным удоволь-
ствием, его личное соучастие в них было ощутимо, а его фразы, от-
меченные особой точностью смысла, запоминались.
Имел хорошее базовое образование, был 4-м в выпуске Тифлис-
ской духовной семинарии, дававшей гимназический курс по предметам
общеобразовательного цикла. Каких-либо эксгибиционистских наклон-
ностей во время учебы, приписываемых ему позднее, не проявлял, о
чем свидетельствует двукратное заступничество церковных властей во
время первых арестов. Вообще "бытового иконоборчества" не проявлял
никогда и в 30-е годы выговаривал А.М.Василевскому за разрыв с от-
цом-священником; на восстановление отношений с православной цер-
ковью в 1941 году пошел легко и быстро.
По духовным задаткам был склонен к гуманитарным предметам,
истории, литературе, в молодости писал стихи, по шкале оценок
1980-х годов "на республиканском уровне", т.е. достаточно талан-
тливо. В семинарии изучал иврит, эллинский, латынь. Степень владе-
ния первыми неясна, латинских авторов, особенно Тацита, знал хоро-
шо, о чем свидетельствует академик Е.В.Тарле, общавшийся с ним в
40-е годы. Какой-то особый интерес к античности, и именно к рим-
ской, подталкивал его внимательно следить за трудами Р.Виппера.
Этот нараставший специальный гуманитарный интерес незадолго до
смерти прорвался в его личном вмешательстве в дискуссию по вопро-
сам языкознания, где он резко и обоснованно обрушился на вульгар-
но-социологические схемы культурно-исторического процесса Покров-
ского-Марра, -- вне этих внутренних пристрастий его вмешательство
необъяснимо, искать в них иную, политическую подоплеку малоплодот-
ворно.
Любимыми литературными авторами были Максим Горький, "Жизнь
Клима Самгина" которого он перечитывал в разгар Московской битвы;
Михаил Булгаков, в прозе которого он особенно ценил "Собачье сер-
дце" и держал в своей библиотеке 3 экземпляра (1 рукописный), и из
драматургии "Дни Турбиных", которых смотрел 15 раз в постановках
разных московских театров наперекор заушательской критике Луначар-
ского и Свидерского, "властителей дум" 20-30 годов. В то же время,
"Мастера и Маргариту" ставил весьма низко, считая это произведение
подражанием гоголевской мистической традиции, набором талантливых
эпизодов, не сложившихся в единое целое из-за слабости связующей
философской канвы (и ей-ей, прав!). Испытывал интерес к творчеству
Николая Эрдмана, в частных беседах неоднократно упоминая пьесу
"Самоубийца" как превосходную.
Из поэтов сразу и исключительно высоко оценил В.Маяковского,
которого В.И.Ленин, например, едва терпел; выделял Б.Пастернака --
и не за панегирики в свою честь; но особенно Арсения Тарковского,
которого после войны резко отчитал за попытку перевести стихи
"посредственного грузинского автора Иосифа Джугашвили" на русский
язык как пустую трату ценного времени.
После смерти обнаружилось еще одно его увлечение -- собирал
карикатуры на себя и особенно ценил, держал под рукой в ящике
письменного стола лист "Панча", на котором он изображен в женском
платке и юбке поверх галифе танцующим полонез с А.Гитлером.
Были ли эти разнообразные внешние проявления выражением бе-
зотносительного интеллекта или за ними таилась сложившаяся миро-
воззренческая глубина -- ведь, например, его великий антагонист
У.Черчилль представлял собой редкостное сочетание талантов и спо-
собностей, увы, на крайне тощей философско-прагматической основе?
Одно частное замечание И.Сталина чуть приоткрывает завесу --
как-то, говоря об академике М.Б.Митине, он обронил фразу; что тот
философ "полезный, но средний", те. выразился в оценочно-специаль-
ном смысле, с высоты того представления, которое носит в себе.
Как оригинальный самостоятельный комплекс это представление
возникло вне академической школы, а развивалось на некоторых на-
чальных философских посылках, вырастая в процессе практического
миропостижения, и крайне интересно взглянуть на исходные пункты
этого восхождения, полного результата которого мы уже никогда не
узнаем.
В "Кратком курсе истории ВКП(б)", который он редактировал,
бросается в глаза прямо-таки упоение гегелевской диалектикой. Ма-
териализм как общесистемное представление там заявлен, но богат-
ство и страсть примеров обрушены именно на диалектику. Она и осо-
бенно два первых закона -- объект его чувственного поклонения.
Являя ситуацию как калейдоскопическое сочетание разнородных
процессов, противоречивых сторон, восходящих и нисходящих кратков-
ременных и долговременных промежуточных форм, она вырабатывала у
него привычку искать главное, определяющее, т.е. формировала его
мышление как аналитическое и логическое, а не интуитивное, можно
сказать, что он был лучше защищен от самого изощренного злонаме-
ренного замысла, нежели от обычной глупости.
В то же время, воспринимая людей и события как явленный итог
противоречий, он видел их в своем представлении шире и глубже об-
щепринятого, ощущая присутствие скрытых закраин бытия, и в этом
смысле мог понять А.Гитлера глубже и образней, чем Рузвельт и Чер-
чилль, представления которых лежали в рамках количественной непре-
рывности.
И, наконец, следует сказать о наполняющей Сталина несгибаемой
неистовой внутренней силе, ожогами вольтовых разрядов гальванизи-
ровавшей окружающих. Ф.Шаляпин на всю жизнь запомнил ощущение кра-
дущегося тигра, когда Сталин в мягких сапогах прошел через гости-
ную на встрече у М.Горького. У.Черчилль писал в мемуарах, что даже
он, воспитанный в нелицеприятных традициях английского парламента-
ризма, испытывал инстинктивное желание вскочить и замереть с вытя-
нутыми руками по швам, когда советский лидер входил в зал очеред-
ной конференции. Впрочем, это не мешало двум заядлым "совам" с ин-
тересом общаться друг с другом до 2-3 часов ночи, но вряд ли усып-
ляло настороженность советского вождя.
Итак.
Канун II мировой войны И.Сталин встретил в расцвете опыта,
предвидения и воли, сложившимся военно-политическим деятелем, в
полном владении всеми навыками государственного, политического и
идеологического управления, в обостренном внимании зоркого, насто-
роженного интеллекта, в способности воспринять любую жестокую
правду реальности и ответить на нее предельно беспощадным, ничем
не ограниченным решением.
Как оценивалась угроза войны в 1939 г. и насколько реально
было оказаться втянутыми во II мировую войну с самого начала?
С середины 1938 года война уже не грезилась в пиренейском от-
далении, а полыхала на территории СССР:
-- в июле 1938 г. происходят бои у озера Хасан на Дальнем
Востоке, начавшиеся с неудач: первые атаки у Хасана привели к ги-
бели массы легкобронных танков на японском противотанковом рубеже;
-- в феврале 1939 года пала республиканская Испания; заверше-
ние борьбы приносит крайне тревожное известие -- советская авиация
утрачивает тактико-техническое равенство с ВВС вероятного против-
ника, в последних боях новые немецкие пушечные истребители Мессер-
шмидт-109 Е со скоростью 570 км/час бьют советские И-16 со ско-
ростью 460 км/час;
-- в мае 1939 года начинаются крупномасштабные боевые дей-
ствия у Халхин-Гола в Монголии, и опять неудачи; первые воздушные
бои завершаются поражением советской авиации, вооруженной самоле-
тами И-15 и И-16 первых серий;
На Западе вот-вот должен рухнуть польский буфер под ударами
вермахта и тогда опаснейшая угроза войны на обоих театрах, Евро-
пейском и Азиатском, становится злободневной реальностью!
В июле 1939 года И.Сталин делает последнее отчаянное усилие
создать систему взаимной безопасности в Европе на Англо-франко-со-
ветских переговорах в Москве, но когда обнаружилось, что в ответ
на предложенные К.Ворошиловым 136 дивизий Англия (Дрэкс) и Франция
(Думенк) готовы раскошелиться на 10-16, стало все ясно.
Была ли угроза войны с Германией летом 1939 года реальной и
требовало ли действительное положение СССР той поры отсрочки воен-
ных событий? Стоила ли она того, чтобы давать А.Гитлеру свободу
рук в Европе?
Если бы не советско-германский пакт о ненападении, Гитлер в
условиях японской поддержки на востоке бросился бы на нас несом-
ненно -- летом 1939 года он бросился бы на кого угодно, даже на
Господа Бога в защиту попранных арийских прав Сатаны.
К лету 1939 года выполнение военной программы 1934 года пос-
тавило Германию, которая, в отличие от СССР, не обладала хозяй-
ственной автаркией, на край экономической катастрофы -- все ресур-
сы и источники поступления валюты были израсходованы, клиринговая
торговля зашла в тупик, кредитные рынки исчерпаны. В мае министр
финансов Шахт доложил рейхканцлеру, что с июня-июля будет вынужден
начать приостановку платежей за кредиты и по краткосрочным обяза-
тельствам. Это означало неминуемый крах сначала экономики, потом
режима:
-- германская промышленность не могла функционировать без
шведской железной руды и т.д.;
-- немецкий транспорт не мог существовать без румынской, со-
ветской и прочей нефти;
-- германское население не могло обойтись без русского хлеба,
а сельское хозяйство без жмыхов.
Только одна карта имелась на руках -- не вполне готовый к
полноценной войне, но уже обладающий мощным аппаратом вторжения
вермахт.
Только одна перспектива оставалась у гитлеровской элиты --
безоглядно ринуться в войну, которая снимет все долги и уничтожит
всех кредиторов!
По условиям июля 1939 года налицо был "небогатый" выбор --
либо Пакт, либо война на 2 фронта в условиях, когда Германия и
Япония не будут изолированы от мирового сообщества и его ресурсов,
а СССР окажется в политическом вакууме. И это в ситуациях, когда
испанские и дальневосточные события показали крайнюю необходимость
срочной технической модернизации, а бои на Дальнем Востоке -- и
несостоятельность части высшего комсостава (В.Блюхер у Хасана,
Фекленко на Халхин-Голе). Приходится напомнить сторонникам "демок-
ратической", "антифашистской" войны в 1939 году, что впервые бег-
ство наших дивизий с поля боя мы увидели до 1941 года, на Хал-
хин-Голе (84 Пермская стрелковая), и это зрелище, вскрывшее низкую
боеготовность запасных частей, настолько поразило присутствовавше-
го в районе конфликта маршала Г.Кулика, что он впал в пораженчес-
тво и стал требовать сдачи Халхин-Гола, только твердая позиция но-
вого командующего Г.К.Жукова восстановила положение. В этих усло-
виях Сталин проявил выдающееся чувство реальности, разом повернув-
шись навстречу той ситуации, что определилась летом 1939 года,
отодвинув все сомнения, переступив через мгновенно опавшее "обожа-
ние" "мировой", "демократической" и прочей общественности и вырвав
в условиях крайнего дефицита политических рычагов максимум из Пак-
та:
-- перемещение западной границы, т.е. грядущего рубежа втор-
жения на 400-700 километров далее, мимоходом решив историческую
задачу, недостижимую для русского царизма, -- воссоединение укра-
инского и белорусского народов;
-- и нарушил, как представлялось летом 1939 года, а в дей-
ствительности расколол немецко-японское военное сотрудничество,
усилив "морскую" антиамериканскую "партию" в противовес "сухопут-
ной" антисоветской в правящих кругах Японии.
продолжение
Добавлено: 14.07
Квазар
Ослабило ли заключение Пакта чувство военной тревоги у Стали-
на? Стал ли он полагаться на 10-летний (до 1949 года -- по букве
договора) мирный период?
Факты показывают другое:
-- в сентябре 1939 года утверждена кадровая система прохожде-
ния службы в армии, в полном объеме восстановлена всеобщая воин-
ская обязанность, что увеличило численность армии вдвое, а расходы
на ее содержание в 3,5 раза;
-- одновременно введен особый режим работы в промышленности:
начинается нарастающий перевод производств на выпуск военной про-
дукции;
-- резко ускоряется строительство заводов-дублеров на Восто-
ке.
Куда, скажите, поместились те 1523 эвакуированных предприятия
лета-осени 1941 года -- в коровники? кинотеатры? рестораны? -- да,
и туда же, но в ледяных пустынях Сибири легче найти ярангу, чем
кинотеатр. ... В основном, в недостроенные, но с подведенными
промкоммуникациями коробки заложенных в 1938-40 годах корпусов!
Иначе при всем сверхуспехе эвакуации пуск производств через 3-5
недель на новых местах в Сибири и на Урале был невозможен!
Тревога Сталина нарастает с непередаваемой силой по мере ус-
пехов вермахта на Западе. Два его мероприятия, имевшие огромное
значение для скорой военной поры прямо говорят об этом:
-- летом 1940 года он вопреки мнению всего военно-промышлен-
ного руководства страны вводит запрет на производство старых об-
разцов вооружений из уже имеющихся запасных частей и комплектующих
и о переходе на выпуск только новейшей, даже и не вполне доведен-
ной техники, бросив свои известные слова "на старых самолетах лег-
ко летать, но их легко и сбивать", что означало омертвление огром-
ных ресурсов, недополучение тысяч единиц танков и самолетов. Как
показали будущие события, это решение оказалось правильным -- и
дело не только в том, что к 22 июня РККА получила 2650 новых само-
летов и 1840 современных танков, но особенно в том, что переход на
выпуск новейшего вооружения был завершен до войны, к весне 1941
года, и промышленность более не нуждалась в стратегической перес-
тройке производства до 1945 года по модернизационному запасу при-
нятых в 1939-1940 гг. основных типов вооружений против немецкой,
вынужденной начать этот мучительный процесс в 1942 году, ввиду ис-
черпанности модернизационного запаса принятых в 1935-1936 гг. ос-
новных образцов вооружений; или английской, первые полтора года
войны тяжело изживавшей имевшееся производство старого вооружения
наряду с новым;
-- в условиях невозможности преодолеть в краткие сроки пре-
восходства Германии в выплавке алюминия (1-е место в мире), что
обеспечивало ее превосходство в выпуске цельнометаллических боевых
машин, принял решение не на "долгий вариант" преодоления отстава-
ния строительства новых алюминиевых комбинатов, полагаясь на Пакт,
а запустил "пожарное решение" перейти в производстве самолетов на
деревянные конструкции по типу разработок Фоккера, что позволило,
подключив переданные 20 сборочных и 20 моторных заводов к имевшим-
ся 6 авиационным и 6 авиамоторным, получить полуторное превосход-
ство в мощностях авиационной промышленности над Германией уже к
марту 1941 года.
В отрицательной части это решение означало 2-3 краткое сокра-
щение сроков службы самолетов и оправдывалось только соображением,
что в войне "век истребителей краток", при условии, что она рядом,
иначе деревянные машины могут просто преждевременно сгнить!
Допускал ли Сталин возможность войны в 1941 году?
А.М.Василевский свидетельствует, что в 1940-41 годах Сталин
неоднократно говорил ему о перспективе войны "далее 42-го года мы
в стороне не удержимся", подразумевая ее внешне-принудительной к
советской политике характер. На 1942 год была ориентирована и ог-
ромная военная программа 3-й пятилетки. Но война -- действие двус-
тороннее, а если Германия нападет в 1941 году?
Ряд фактов говорит, что уже с середины 1940 года Сталин начи-
нает оценивать обстановку как нетерпимо опасную:
-- прекращается строительство Стратегического Большого Флота
и все силы и средства бросаются на краткосрочные военные програм-
мы;
-- принимается неслыханная программа формирования 15 танковых
корпусов, и не в старой модели М.Тухачевского, тысячные стада
"легкобронных скакунов" без какого-либо сопровождения других родов
войск, а как объединения разнородных взаимодействующих на поле боя
сил "огонь-броня-мотопехота" со сроком комплектации личным соста-
вом к лету 1941 года;
-- резко ускоряется формирование стратегических и мобилизаци-
онных запасов.
Но сразу следует признать -- гигантское взрывное усиление
Германии в результате Западной кампании 1940 года, когда ан-
гло-французские союзники вместо ожидавшегося военными наблюдателя-
ми года были сокрушены за 40 дней, вследствие чего военный потен-
циал вермахта более чем удвоился (запасы стратегического сырья,
современное вооружение 160 дивизий, военная промышленность всего
континента), -- не могло быть преодолено к лету 1941 года. Только
с апреля начиналось массовое поступление новой техники в войска и
какого-либо ощутимого результата насыщения армии этими средствами
и средне-терпимого уровня владения ими следовало ожидать к октяб-
рю, после проведения летней учебной кампании танковыми и авиацион-
ными соединениями. Более того, начальный период переучивания соп-
ровождается падением боеспособности войск, еще не овладевших новым
вооружением, что следовало особо учесть. Самый опасный период вре-
менного падения боеспособности приходится на первые 2/3 летней во-
енной кампании, которая в условиях Европейской части СССР длится с
10 мая по 20 сентября, т.е. 142 дня. Далее знаменитое русское без-
дорожье, которое немецкие специалисты оценивали хуже африканского
по разнице температурных разбросов и воздействию на технику; и с
10 ноября зимняя кампания.
Было известно:
-- немецкая армия не имеет зимнего обеспечения (обмундирова-
ния, ГСМ, средств преодоления бездорожья), вследствие "рывка"
1935-1939 гг.;
-- более того, она оснащена только с учетом условий войны в
Западной Европе (ширина гусениц бронемашин, транспортные узлы ору-
дий, состав и количество автотранспортных средств, обеспеченность
средствами полевого аэродромного базирования).
Т.е. зимняя кампания для нее совершенно недопустима и своих
целей она может и должна добиваться только в летней кампании.
Учитывая темпы стратегического наступления на Западе (прибли-
зительно 10 км в сутки при 400-километровом продвижении) по нес-
равненно лучшей дорожной сети, для поражения важнейших центров в
Европейской части СССР вермахту требовалось не менее 140-150 дней,
т.е. германские планировщики только-только укладывались в рамки
отпущенного природой срока.
Таким образом, если решение о нападении на СССР принималось,
оно должно было осуществляться не позднее 2-й декады мая -- после
войны выяснилось, что первый утвержденный вариант плана "Барбарос-
са" определял срок нападения 12-15 мая 1941 года! Ряд мер Сталина
свидетельствуют, что он понимал серьезность этой угрозы:
-- февральский 1941-го года пленум ЦК ВКП(б) прямо ориентиру-
ет партию, государство и общество на военную опасность;
-- в марте-апреле 1941 года была проведена операция "Туман"
-- массовая депортация антисоветских и профашистских элементов из
западных приграничных районов вглубь СССР, нанесен упреждающий
удар по выявленным центрам немецкой разведки; такие "чистки" обыч-
но приурочивают к кануну войны, с тем, чтобы в самый острый момент
ее начала лишить противника каналов информации (вспомните массовые
расстрелы деклассированных элементов в парижских фортах в августе
1914 к или превентивное заключение в концлагеря германской диаспо-
ры в Англии в 1914 и 1940 годах.);
-- в апреле начинается выдвижение 4-х армий из внутренних ок-
ругов в приграничную зону;
-- в феврале-мае 800 тысяч военнослужащих запаса 1-й очереди
призваны на повторную военную службу!
Но это были ответно-пассивные меры на возраставшую угрозу;
которые сами по себе не могли остановить запущенный военный каток
-- надо было сорвать немцам всю подготовку начала летней кампании
каким-то неординарным ударом по самой германской военно-политичес-
кой машине. И тут возникает крайне интересный Югославский эпизод!
27 марта группа патриотических офицеров во главе с Душаном
Симовичем свергает профашистское правительство Цветковича-Мачека.
С неслыханной быстротой 5 апреля 1941 года Советский Союз подписы-
вает договор о дружбе, ненападении и дружеском сотрудничестве в
случае нападения третьих стран с Югославией. Возникает то ли види-
мость, то ли реальность двухфронтовой, Советско-Балканской коали-
ции, в которой кроме Югославии просматривается Греция, уже ведущая
войну против Италии; насторожившаяся против немцев и итальянцев
Турция; обиженные на итоги Венского арбитража королевские круги
Румынии; английский экспедиционный корпус; болгаро-русские симпа-
тии ...
Гитлер, которого со времен 1-й мировой войны преследует кош-
мар 2-го фронта, реагирует предельно остро и истерично -- 6-го ап-
реля вторжением в Югославию начинается Балканская кампания вермах-
та, завершившаяся 2 июня штурмом Крита. Таким образом, лучшее вре-
мя удара по главному стратегическому противнику Гитлер разменял на
второстепенный в стратегическом плане блестящий частный успех. Но
был ли Югославский вариант единственным? Что полагал Сталин, если
Гитлер пренебрежет Балканами как второстепенной целью и обрушится
на Союз?.. Только в 20-х числах мая началось переброска немецких
танковых и мотомеханизированных соединений в Польшу и лишь в нача-
ле июня, после тяжелой Критской кампании, началось перемещение
авиационных частей, что означало достижение полной готовности вер-
махта в третьей декаде июня и, таким образом, потерю Германией
40-50 дней летней кампании (о чем немецкие офицеры будут так жа-
леть в октябре-ноябре под Москвой), -- а само нападение делалось
стратегически безрассудным.
Сталин не мог представить, что его противник, отбросив все
"излишние" доводы разума, будет планировать завершение кампании,
требующей 140 дней, не в 80-дневный, как давала природа, а в
40-дневный срок! Правда, подозревая за А.Гитлером нечто авантюр-
но-подобное, он в мае, выступая перед выпускниками военных акаде-
мий, подробно объяснил германскому фюреру разницу между военной
организацией Балканских стран, имевших в совокупности 80 дивизий
без современного тяжелого вооружения, или западными союзниками с
их 140 современными дивизиями -- и СССР располагающим 266 дивизи-
ями при 7-8 тысячах танков и самолетов первой линии, а также раз-
личие между четырьмястами и тысячей двумястами километров, отделя-
ющими, например, Париж и Москву от госграницы, отличие грунтовых
дорог от автострад ...
Увы, последующие действия советского руководства более соот-
ветствовали логике природы, нежели мистике Берлина -- повышенная
боевая готовность снималась, войска разводились на учебные сборы
на стрельбища и полигоны. Надо ли было это делать?
-- К 20 июня налет пилотов на новых самолетах вырос до сред-
ней цифры 10-15 часов от апрельского нуля; без чего они бы не
взлетели 22 июня;
-- пехота прошла начальный курс обстрела артиллерией и обкат-
ки танками (на Халхин-Голе 84 Пермская стрелковая дивизия побежала
не вследствие японских атак, а просто впервые попав под артоб-
стрел);
-- осуществлялось сколачивание танковых и механизированных
соединений, они начинают обретать грозную реальность.
Что лучше необученные, но сосредоточенные соединения или по-
луобученные, но рассыпанные? Судить крайне трудно, но это положе-
ние усугубилось еще двумя обстоятельствами:
-- немецкий удар пришелся по войскам в момент перехода на но-
вую технику; когда современное оружие еще не освоили, а старым уже
пренебрегали, особенно в отношении ремонта, что резко сказалось на
боевой эффективности его использования;
-- А.Гитлер оказался замечательным метеорологом, в ответ на
осторожные замечания своего генералитета о позднем сроке начала
кампании и возможности плохой погоды в начале сентября заявив, что
погода в сентябре будет отличная и как в воду глядел -- погода в
1941 году была необыкновенно хороша до начала октября!
Выдвигают другие альтернативы действий мая-июня 1941 года:
-- сосредоточение основной массы войск по линии старой грани-
цы и ее системы укрепленных районов ("линия Сталина");
-- сохранение отмобилизованной части армии, участвовавшей в
Советско-финской войне;
-- отказ от летней учебы 1941 года с сохранением повышенной
готовности сосредоточенных войск.
Недавно стали даже говорить:
-- превентивный удар, пока немецкая армия завязла на Балка-
нах, т.е. парировать авантюриста авантюризмом.
Но возможно ли было провести кампанию лета 1941 года меньшими
качественно потерями, т.е. был ли субъективный фактор преоблада-
ющим в сложившейся обстановке июня-августа 1941 года?
Знаменательна оценка Г.К.Жукова "Даже отмобилизованная армия
1942 года не смогла сдержать сосредоточенного удара немецких войск
на Юге и покатилась на 700-1299 километров", тем более армия 1941
года. То есть потеря территории от Бреста до Подмосковья была объ-
ективно неизбежной и ситуация лета 1941 года определялась в целом
не сцеплением ошибок и просчетов, а текущим качеством вооруженных
сил, общим состоянием военного потенциала страны на тот период.
Был ли Сталин готов к военной неудаче начального периода вой-
ны? Насколько она была для него неожиданна?
Боевые действия в районе Хасана в 1938 к, завершающие бои
1938-1939 гг. на Пиренеях, конфликт на Халхин-Голе летом 1939 года
и, наконец, "зимняя война" 1939-1940 гг. давали пищу для тревожных
размышлений. Достигнутые результаты были меньше, чем могли бы быть
по простой арифметике соотношения сил, а именно, по сопоставлению
с результатом числа штыков, стволов, танков и самолетов, что сви-
детельствовало о недостатках военной организации. Уже в 1938-1940
годах Сталину приходится неоднократно менять военное руководство в
районе того или иного события:
-- в 1938 году пришлось заменить В.Блюхера Г.Штерном на Хаса-
не;
-- в 1939 году заменено несостоятельное начальство Советской
Группы войск в Монголии командой Г.К.Жукова;
-- в 1940 году отстранено все руководство наркомата обороны
вместе с К.Ворошиловым:
Особенно тревожными выглядели итоги Советско-финской войны,
которые породили на Западе легенду о "СССР -- Колоссе на глиняных
ногах". Война завершилась успешно, но не столько благодаря качес-
тву военного аппарата, сколько благодаря воле Сталина и обрушенным
на финнов материальным средствам (60 дивизий на 20 при пяти-семик-
ратном превосходстве технических средств). Сама война была обосно-
вана, что признавал даже "заклятый друг" Л.Д.Троцкий, как един-
ственный способ "выключить" военную угрозу на Северо-Западе со
стороны белофиннов, мечтавших о "Великой Финляндии" от Ботническо-
го залива до Невы и Белого моря. Но полупобеда не позволила вывес-
ти Финляндию из числа противников и 40% линии фронта и до 40 со-
ветских дивизий в 1941-44 гг. оттягивал на себя финский участок, в
ее цену следует занести и 1 миллион погибших ленинградцев ...
И это на фоне феноменальных побед Германии, игравшей мускула-
ми своих войск в Европе:
-- прыжок в Скандинавию;
-- Арденны;
-- Дюнкерк;
-- фантастические успехи немецких воздушно-десантных войск,
захватывающих одну неприступную позицию за другой.
Как лихорадочно ищет Сталин в РККА равные таланты Клейсту.
Роммелю, Гудериану, Рейхенау; как стремительно выдвигает открытых
им молодых военачальников, прошедших огонь Испании, Китая, Монго-
лии.
Но перелом происходит медленнее нарастающей угрозы. Летом
1940 года немецкий самолет приземлился на Красной площади в Мос-
кве; в приступе страшной ярости Сталин приказал расстрелять все
руководство ПВО, но и новое во главе с Г Штерном оказалось не сос-
тоятельным, что стало очевидно весной 1941 г.
За противодействие внедрению штурмовиков Ил-2 и провал в ор-
ганизации переучивания летного состава на новую технику репресси-
рован главком ВВС А.Локтионов ...
На командно-штабной игре 1940 года в наркомате обороны обна-
ружилась несостоятельность только что назначенного начальником ге-
нерального штаба К.Мерецкова, его пришлось заменить Г.Жуковым -- и
тоже не лучшее назначение, выдающийся полководец был посредствен-
ным штабистом ...
Мог ли Сталин в этих условиях ожидать особо благоприятного
начала войны?
Тем более, что в 1940-1941 годах мы, скорее, даже переоцени-
вали качество германских вооруженных сил. Так:
-- танковое ведомство исходило из наличия в германской армии
толстобронных танков с 80-100-миллиметровой броней и 75-100-милли-
метровой пушкой, которые появились только в 1943 году;
-- авиационное исходило из предположения, что люфтваффе к ле-
ту 1941 года будут оснащены самолетами со скоростью 650-700 км в
час вместо серийной 570 км в час; по этому случаю произошел кон-
фликт между руководителем советской авиационной делегации в Берли-
не генералом Гусевым и генерал-инспектором люфтваффе Удетом, когда
Гусев обвинил последнего, что тот, показав Ме-109Е со скоростью
570 км, скрывает от него новые машины. Вспыхнувший немецкий гене-
рал заявил, что он как офицер отвечает за свои слова и других ма-
шин у него нет -- и сказал правду!
-- артиллеристы, исходя из прогнозов коллег, требовали 57 и
100 мм противотанковых орудий, в которых не было нужды до
1943-1944 годов и учились поражать цели, движущиеся со скоростью
70-80 км в час, в то время как всю войну немецкие бронемашины про-
пыхтели на 40-50 км;
-- общевойсковые командиры ожидали высокой культуры огневого
взаимодействия немецких войск на поле боя, основываясь на традици-
ях I мировой войны, заветах И.Брухмюллера и теоретических трудах
генерала Бернгарда. И насколько изумлен был В.И.Чуйков, когда,
впервые подъезжая к линии фронта, он увидел, как немецкая артилле-
рия вяло разбрасывает снаряды в узкой полосе, что означало у нее
"артиллерийское наступление".
Могли беспощадный реалист и прагматик пройти мимо совокупнос-
ти всех этих свидетельств? Не должен ли он был искать запасного
варианта мажорному рефрену: "Если завтра война, если завтра в по-
ход, если черная туча нагрянет ..."?
Современникам было непонятно сталинское неприятие начала вой-
ны 22 июня, ведь директива 21-го уже была спущена в войска! Но оно
свидетельствовало не о колебаниях, а о его неприятии худшего вари-
анта развития событий. Это было восстание воли против безотрадных
констатаций ума. Оно не могло продолжаться долго!
Какая ценностная ориентация, в конечном итоге, определяла ис-
ход борьбы летом 1941 года?
Всякая война в той ее части, что касается только средств на-
силия достижения общеполитической цели, решает в раздельности или
одновременно три задачи:
-- уничтожение (поражение) вооруженных сил неприятеля;
-- захват его территории как исключение ее ресурсов из борь-
бы;
-- уничтожение (подрыв) военно-экономического потенциала.
Начиная войну; главной целью своих действий вермахт ставил
уничтожение вооруженных сил СССР, т.е. регулярной армии и флота,
достижение двух других полагалось следствием первой, при этом
третья задача практически не рассматривалась, подразумевалось, что
захват территории означает и овладение ее военно-экономическим по-
тенциалом; это вполне оправдалось на Западе, более того -- специ-
альные удары авиацией по экономическим центрам разбитого противни-
ка воспринимались как вредные самим себе -- ведь это все равно
достанется победителю; мероприятия по уничтожению военно-экономи-
ческого потенциала врага теоретически признавались только в той
мере, насколько возникала перспектива длительной войны, которая
заранее объявлялась исключенной, пока борьба имеет континентальный
характер и не касается США.
Поэтому в первые часы войны германское командование находи-
лось в крайней тревоге -- не начнут ли русские быстрый отвод войск
из пограничья, выводя из-под удара вермахта. И с каким облегчени-
ем, даже ликованием оно восприняло массовые контрудары советских
войск во второй половине дня 22 июня и всю неделю до 28 июня. Все
шло даже лучше задуманного! Бросаемые в бой чьей-то окаменевшей
волей, русские не уходили -- атаковали под Шяуляем, Белостоком,
Брестом, Кальварией, Ровно, Луцком, Ковелем, Владимиром-Волынским,
Перемышлем, в яростном порыве вклинивались в расположение немецких
войск, все более и более охватываемые железными клещами танковых
клиньев. Это была захватывающая война -- опасная и в тоже время
победоносно-упоительная!
Враг был силен, поражал обилием техники -- но все происходило
в соответствии с канонами классической военной науки Клаузеви-
ца-Шлиффена! Уже в конце второй недели войны начальник штаба сухо-
путных войск генерал Г.Гальдер записал в служебный дневник фразу о
том, что Франция была разбита за 40 дней, крушения России следует
ожидать в еще более короткие сроки!
Что стояло за отчаянными контрударами обреченных соединений и
корпусов Хацкелевича, Микушева, Пуганова, Петровского, Карпезо, с
чем сопоставлялась поголовная гибель кавалерийских дивизий, бро-
савшихся в сабельные атаки на танки под Белостоком?
Сразу отпадает предположение о тщетных попытках предотвратить
глубокое вторжение, сохранить территорию. Если боевые действия
первых 2-3 дней определялись "наступательным" содержанием чрезвы-
чайных пакетов генштаба довоенного времени, вскрытых по тревоге,
то 25 июня объявленная директива о создании государственной зоны
обороны по линии Западной Двины -- Днепра -- Синюхи их отменяет,
признавая всю территорию западнее ее потенциально потерянной!
Наряду с этим указанные уже обстоятельства отвергают предпо-
ложение об особой заботе о сохранении кадровой армии мирного вре-
мени. Директива 25 июня означала признание поражения армии в приг-
раничном сражении и если чисто военная сторона событий признава-
лась главной (а какая еще могла быть в войне?), следовало бы од-
новременно отдать в войска директиву на быстрый выход из-под удара
отходом в восточном направлении, ускорив вдвое темп отступления и
приступив к порче дорог, мостов, переправ. Полная моторизация "в
европейском варианте" привязывала немецкую армию к дорогам и дела-
ла ее особо чувствительной к такого рода действиям, которые не
требуют больших сил и времени.
Налицо совершенно обратная картина: армия может быстро отсту-
пить -- ее заставляют контратаковать, держась определенных рай-
онов, она может спастись -- ее убивают! Показательна в этом отно-
шении трагическая судьба командующего 4-й армии Западного фронта
генерала Климовских, в военном отношении совершившего подвиг доб-
лести -- в течение 4 недель находясь на острие удара южного крыла
группы армий "Центр", вновь и вновь собирая и смыкая разрубаемые
танковыми клиньями вермахта части армии, он противостоял 2-й тан-
ковой группе Гудериана и 4-й армии Клюге, ни разу не допустил ок-
ружения и не выпустил Гудериана на оперативный простор в восточном
направлении, что было выдающимся достижением, поучительным приме-
ром активной обороны с жертвой территории -- но расстрелянного по-
тому, что он ОТСТУПАЛ, в то время как его товарищи Болдин, Голу-
бев, Курочкин, Курасов смело, но с военной точки зрения малопро-
дуктивно атаковали, попадали в окружение, быстро теряли войска, но
служили невозбранно!
Что было такое в воюющей стране, что Сталин на какое-то время
поставил выше судьбы Действующей Армии?
25 июня войска не получили директиву на выход из-под удара --
днем ранее, 24 июня, без особого шума был создан неброский Совет
по эвакуации (председатель Шверник, заместитель Косыгин).
Какие-то странные аберрации начинаются, стоит только прибли-
зиться к этому Совету:
-- "очевидцы утверждают", что Сталин в первые дни войны выра-
жал неоправданный оптимизм в отношении скорого перелома в ходе бо-
евых действий -- но этот Совет "объявлен" 24-го, т.е. "решен"
23-го, т.е. не позднее первых 48 часов (!) войны;
-- "очевидцы утверждают", что Сталин в первые дни войны был
подавлен, мало занимался делами -- и прямо-таки гигантское мгно-
венное развертывание деятельности этого Коми..., простите! Совета,
разом поднявшего промышленность 7 республик, 60 областей, и без
сучка, без задоринки -- и без единого вопроса!
Всесильные Органы, Госплан, Госснаб, ВоСо, дюжина наркоматов
первого ранга в безусловной субординации и перед кем? -- "сове-
том", да еще каким-то не "важным". Кто такой Шверник? Вы знаете
Шверника? Профсоюзник, Секретарь ВЦСПС! А Косыгин? Кто такой Косы-
гин? Нарком текстильной промышленности! Даже наркомат водного
транспорта более известен как "расстрельное место" по обычаю посы-
лать на него сброшенных первых лиц! И вдруг перед ними склонились
Вознесенский, Берия, Каганович, Жданов, Хрущев?!
"Да полноте, проснитесь! По когтям узнаю льва!" -- воскликнул
бы Лейбниц. Кто, кроме И.Сталина воплощенного во всесильной
ВКП(б), самой эффективной структуре управления и властвования, из-
вестной истории, мог осуществить эту работу; неслыханную трудность
и грандиозные последствия которой нам уже очевидны? Чья капи-
тан-исправничья фуражка могла развязать любое препятствие, ссадить
любую амбицию, запрячь в одну телегу лебедя, рака и щуку? -- даже
если их принесет А.Н.Косыгин ...
И кто, кроме этого профессионального революционера-конспира-
тора, мог так ее затенить, что ни союзники, ни враги, ни мы, живу-
щие 6 десятилетий спустя, и зная ее весомость, никак не можем оп-
ределить ее ранга среди других решаемых им в 1941 году задач --
так, важная среди важных.
Сама последовательность принятия решений -- 24-го об эваку-
ации и 25-го о стратегической обороне -- говорит о том, что Сталин
считал самым важным в условиях крайне неблагоприятного начала вой-
ны сохранить военно-экономический потенциал, по условиям 30-х го-
дов на 80% развернутый западнее Волги, предварительные работы по
перемещению которого уже начались с 1939 года под удобно непонят-
ной вывеской "строительство заводов-дублеров". Создание Совета по
эвакуации означало, что уже не позднее утра 23-го, а скорее всего
во второй половине 22-го И.Сталин пришел к выводу о поражении ар-
мии в приграничном сражении -- может быть, считал начальную неуда-
чу в 1941 году неизбежной, хотя и крайне тяжело с ней мирился, и
оттягивал принятие окончательного решения ...
Где-то в сумеречные часы с вечера 22-го до утра 24-го перед
ним встала во всей жестокости дилемма Кутузова в новой форме --
что важнее для судьбы страны, сохранение кадровой армии мирного
времени, попавшей под неотразимый удар, или спасение военной про-
мышленности, в массе своей оказавшейся в полосе вторжения?
Итоги войны, судьба СССР, судьба каждой страны в нем, судьба
мира в конечном счете зависела от правильности его выбора:
-- бросить промышленность и быстрым отводом вглубь страны
спасти 4,7 миллионную армию мирного времени как основу развертыва-
ния массовых вооруженных сил ... вот только с чем они пойдут в бой
через 5-6 месяцев, когда начнут иссякать мобилизационные запасы;
-- или, пожертвовав кадровой армией, эвакуировать промышлен-
ность, опираясь на имеющийся в стране 20-25-миллионный призывной
контингент, воссоздать ее заново ... но не станет ли гибель кадро-
вых частей падением плотины, после которого ревущая стихия погло-
тит все? Как предотвратить эту угрозу?
24 июня видимая часть решения отлилась в директиву о создании
Совета по эвакуации -- Сталин решил дилемму в пользу промышленнос-
ти! Кадровая армия должна была пожертвовать собой ... но не до
последнего солдата!
В том огромном маневре военным потенциалом через пространство
и время, типологически отчасти совпадающим с маневром территорией
в 1812-году, кадровая армия играла не главную и исключительную, а
соединенную в общей симфонии мелодию:
-- она не давала противнику быстро продвигаться в глубь стра-
ны к военно-промышленным центрам;
-- притягивала на себя удары авиации, в том числе и дальне-
бомбардировочной, снимая их с магистралей, промплощадок, погрузоч-
ных эстакад;
-- истекая кровью, сохраняла в себе резерв последнего срока,
к декабрю сократившийся до 40 дальневосточных дивизий; -- служила
приманкой, тешила генеральско-прусскую спесь числом пленных, номе-
рами уничтоженных корпусов и дивизий, ливнем "Железных крестов",
фанфарами Берлинского радио, за серебряными разливами которых не
слышен был нарастающий рокот поднимающихся с места сотен заводов!
Именно армия оплатила своей кровью перенос сквозь простран-
ство 1523 заводов и 10 миллионов человек персонала -- но цена эта
оказалась страшной: 4 миллиона 200 тысяч бойцов и командиров!
Была ли возможность избежать таких жертв? Простой расчет по-
казывает, что для вывода войск Западного и Юго-Западного направле-
ний из-под удара вермахта надо было осуществить стратегическое от-
ступление со средней скоростью 25-30 км в сутки вместо 12-15 км
реальных, т.е. вступление германских войск в промышленные центры
Юга началось бы на 25-30 дней раньше. Что это значит, говорит при-
мер Криворожья, вступление противника в которое началось в середи-
не августа. Даже при крайнем напряжении сил удалось вывезти к это-
му сроку только оборудование авиамоторных заводов и Днепровского
алюминиевого комбината, при этом последние эшелоны уходили, когда
немецкие танки вступали в промзоны. Дефицит времени был настолько
жесток, что пришлось оставить оборудование артиллерийских заводов,
без которых, в крайности, можно было обойтись. Не успели даже
уничтожить техдокументацию, по которой немцы в 1942 году наладили
производство очень ценимого ими 120-миллиметрового миномета Шевы-
рина. Что бы мы вывезли, если бы немцы вступили на месяц раньше?
Картину развития событий при "армейском приоритете" являет
такой факт: "отпущенные на свободу" советские войска так быстро
оставили г. Изюм, что немцы 2 дня не занимали его; за это время
партийно-советским аппаратом Совета по эвакуации удалось вывезти
единственное в СССР производство оптического стекла ... Кроме про-
чего, этот пример еще раз показывает, что технически армия в 1941
году могла уйти из-под удара -- да и в 1942 году в стратегическом
отступлении, при той же степени моторизации, она ни разу не дала
окружить себя; темп немецкого наступления 1942 года от Харькова до
Кавказа был приблизительно равен лету 1941 года.
Наконец, остается сказать, когда И.Сталин изменил это распре-
деление рангов своих задач Верховного Главнокомандующего -- в ок-
тябре 1941 года, позвонив Г.К.Жукову на КП Западного фронта, он
спросил, есть ли возможность удержать Москву, не предваряя ответа
встречным требованием, как то было в случае Могилева, Смоленска,
Брянска, Киева, Харькова, Тихвина, Ростова-на-Дону, т.е. поставив
военный приоритет на независимое от других обстоятельств место,
освободив его от обусловленности спасения военно-промышленного по-
тенциала, который уже переместился за Волгу -- Первая великая за-
дача войны была решена, Армия теперь становилась Главной, но не
Единственной.
Решение И.В.Сталина 1941 года предуведомляло 1945 год и вели-
чайший взлет СССР в 50-80-е годы -- иное отдаляло нашу гибель как
великой державы самое большее до осени 1942 года, при весьма веро-
ятной перспективе полного уничтожения ...
Всемирная история не знает решения столь тяжкого и столь зна-
чимого, которое принял и осуществил летом 1941 года Иосиф Сталин,
решения, которое выдвинуло его как Величайшего Верховного Главно-
командующего, осознавшего войну не как игру фишками армий и фрон-
тов, а как великое средостение Экономики, Политики, Идеологии,
Пространства, Времени, Воли, Духа, Вооруженных Сил.
Отныне он стал на неизмеримую высоту над любым отечественным
военным деятелем. Иногда пытаются его заслонить Г.К.Жуковым -- по-
пытка несостоятельная. Георгий Константинович был только стратег,
водитель войск, великий полководец, совершенно не чувствовавший,
например, политическую сторону войны, а в чисто военной области
ограниченный своим сухопутным кругозором и непониманием роли флота
в глобальной военной картине, что сказалось не лучшим образом на
его деятельности в качестве министра обороны СССР в 50-е годы.
Назначение на пост Главнокомандующего Сухопутных войск в 1945
году было естественным потолком для "Первого маршала" сталинской
когорты, тех, руками и разумом которых Великий Главнокомандующий
совершал войну -- Рокоссовский, Василевский, Шапошников, Мерецков,
Говоров, Толбухин, Конев, Тимошенко, Соколовский, Малиновский!
Есть ли у нас сейчас великие полководцы?
Есть ли у нас Великий Главнокомандующий?
Есть великое зазнайство народов и обществ, раз получивших чу-
до и полагающих, что оно будет повторяться. Великими усилиями на-
ции, многих поколений прежде живших рождается великий лидер, вели-
кий вождь! 4-5 поколений русских революционеров создавали тот
сплав, из которого отлился Иосиф Сталин!
Не тешьте себя надеждой -- Великий Главнокомандующий не при-
дет!
Вы его не создали!
Опубликовано: Молодая гвардия. 1998, №11-12. С.222-258.